«Дорогие товарищи», или метания Юлии. О российском номинанте на «Оскар»

«Дорогие товарищи» от Андрона Кончаловского включены в шорт-лист кинопремии «Оскар»-2021 (номинация «Лучший фильм на иностранном языке»). Крайний фильм брата Никиты Михалкова собрал очень слабую кассу (одна из главных причин – коронавирусные ограничения) и в целом положительные отзывы кинокритиков.

Но есть и альтернативное мнение о его художественных достоинствах. С ним мы вас и хотим познакомить, тем более что согласны по основным позициям:

- Можно ли через страдания и боль одного человека передать масштаб трагедии сотен и тысяч людей? В искусстве такой приём используется часто. К примеру, «Доктор Живаго» или «Судьба человека». Для достижения этого необходима сопричастность зрителя с героями картины. Мы должны им сопереживать и сопоставлять себя с ним – это важнейшее условие. Достигается это множеством художественных приемов – сценарием, режиссурой, актерской игрой, драматургией... Зритель должен понимать мотивацию главных героев. Их образ должен быть целостным. Если этого не удаётся, то всё рушится. Магия кино перестаёт действовать и фильм на экране превращается в аттракцион сменяющихся картинок.

Печально, но в фильме «Дорогие товарищи» не выстраивается целостный образ Людмилы Сёминой, а Юлия Высоцкая продолжает оставаться Юлией Высоцкой в одежде Сёминой. Вместо образа главной героини картины нам преподносят типаж горкомовской чиновницы.

Тут отмечу, что хорошо прописанные типажи тоже работают. Но в определенных случаях. К примеру, комедийный сериал «Воронины». Все герои - сплошные типажи, которые в юмористической форме высмеивают обычные человеческие недостатки. Все они, в той или иной мере, присущи всем, или напоминают нам кого-либо. Мы со стороны смотрим на ситуации, в которые попадают герои и это вызывает улыбку.

Но такой подход не работает в драме. В серьёзном кино, претендующим на категорию «авторское».

 В Новочеркасске произошла самая настоящая трагедия. Но как это подано? Не выстроена психоэмоциональная связь матери и дочки. Поэтому, когда дочь пропадает, а Юлия начинает истерично метаться нас это не особо и волнует. В типаж горкомовской работницы не вписана важнейшая страница её взаимоотношений с дочерью.

С одной стороны, мы понимаем, что мать должна беспокоиться за дочь как любой родитель за своего ребёнка. Но вот художественно в фильме это никак не передано и не закреплено. И именно из-за этого сыплется вся концепция фильма. Трагедия перестает быть таковой.

На экране мы видим, как расстреливают людей, но в фильме нет к этому сопричастности, поэтому не возникает сочувствия. Кегебэшник помогает Юлии в поисках дочери. Почему? Зачем? В чём его мотивация? Возможно, что Юлия ему симпатична и таким образом он хочет добиться её расположения. Или он совестливый человек и понимает всю несправедливость происходящего. Нам остается только догадываться. Его мотивация никак не передана. Дескать, помогает и ладно.  

И как бы не играл актер Андрей Гусев, он не может передать то, чего нет на уровне режиссуры. Единственное, что держит до конца фильма – интрига – останется дочь жива или нет. Жива – уф, выдохнули с облегчением. Убита – печально, но ожидаемо.

А как же другие жертвы? А они в типаж Юлии не вписываются. На зарытую неизвестную девочку с дырявым носочком плевать и главным героям, и зрителям. Точно также мы безучастно взираем и на другие жертвы, которые прошли в картине кровавым реквизитом к Юлиным метаниям. Если эти жертвы неинтересны сценаристам и режиссёру до такой степени, что они не удосужились передать трагедию людей потерявших своих близких, то почему зрители должны им сопереживать? А если не должны, то к чему эти сцены показаны в художественной картине?

Если не прописаны внятно мотивации героев, то как зрители смогут ощутить сопричастность с теми событиями? За весь фильм главная героиня никак не меняется. А ведь это главное – как меняется человек под воздействием обстоятельств. Это прекраснейше передано в фильме «Судьба человека». Весь фильм поэтапно раскрывает нам образ главного героя. Как внешние, тиранические обстоятельства воздействую на него.

И всё это ради самого главного решения в его жизни, когда он признается беспризорнику, что он его отец, тем самым решая усыновить совершенно незнакомого ему ребёнка. К кульминационному моменту всего фильма мы подходим вместе с главным героем, мы ему сопереживаем, его мотивации нам абсолютно понятны и его решение это и наше решение. А разве могло быть иначе? Поэтому в этот самый момент сжимается сердце и слёзы из глаз. А ведь финал тот, можно сказать, счастливый. Но… мы плачем и не от жалости, а от счастья – сильнейшие эмоции, переданные зрителям посредством высочайшего искусства кино.

Всего этого фильм Кончаловского начисто лишен, выхолощен, кастрирован и обезжирен. Может еда и полезная, но безвкусная. Мы видим на экране только метания истеричной Юлии, так и не сыгравшей, и не ставшей Людмилой Сёминой.

Фильм очень слабый.

Единственный образ, который в фильме хорошо прописан, сыгран и передан - это дед. Его мотивация понятна. Но как только мы проникаемся к нему сочувствием, его тут же отодвигают на второй план и эта единственная тонкая ниточка связи картины со зрителями тут же рвётся. А ведь фильм мог бы стать намного лучше, если перестать следить за метаниями Юлии, сделать её героем второго плана, а главными героями сделать деда и его взаимоотношения с внучкой.

И пока Юля толкает речи в горкоме, именно дед ищет свою внучку.

Алексей Шашков, северодвинский (ныне питерский) журналист.