Чем дальше от Москвы, тем выше уровень беспредела, но не для всех осужденных, а для политических особенно. Местечковая власть, — от сотрудников зон и СИЗО до судов, настолько хорошо выделяет политзаключенных от других зэков, что делает это даже лучше правозащитников и независимых общественных активистов. Тем более на базе фундаментальной местечковой ненависти к Москве, но не к своему начальству, ради которого готовы жизнь отдать. А к тем, кто против него выступает. А ко всем, кто против него выступает,— ко всем этим антиправительственным элементам у них совершенно особое, эксклюзивное отношение.
Любой самый тяжкий преступник – свой для любой администрации СИЗО или ИК, и чем дальше, тем больше. Это закон, который доказывается легко также и методом от обратного: Лебедев политический наоборот, не просто сливший лидеров Левого фронта Удальцова и Развозжаева и элементарно утопивший их в угоду следствию, не только не был отправлен в колонию из СИЗО, а вольготно отсидел в той же «Бутырке», в которой успешно слил своих товарищей, на какой-то блатной должности в хоз обслуге и успешно вышел досрочно живой и здоровый, без травм и аварий. Такая же возможность была и у Дадина: остался бы в Бутырке, имел бы шансы выйти по УДО.,но он был отправлен в колонию, буквально через пару месяцев срок подходил. После вступления обвинительного приговора в силу, ни у следствия, ни у администрации СИЗО нет особых оснований для пыток, избиений и прочих наездов, даже для каких-нибудь выговоров и прочих наветов для отрицательных характеристик в суд по УДО.
Поэтому обычные заключенные в СИЗО даже ждут и рады как можно быстрее выехать в колонию, где им несравнимо легче и лучше. А вот политическим оставаться в изоляторе даже если на несколько лет выгоднее, И родные, и близкие рядом, и защитник и правозащитные организации свои, а не чужие.
В царской России, кстати, политические никогда не содержались вместе с уголовниками. Вообще царская власть была несравненно демократичнее к своим оппонентам. Например, Вера Засулич была оправдана царским судом, несмотря на очевидность ее стрельбы в генерал-губернатора Санкт-Петербурга. А у нас в Ханты-Мансийске не успел суд вынести обвинительный приговор подсудимому по убийству полутора полицейских, как он тут же был убит в СИЗО сотрудниками. Причем там правозащитники ни до, ни после не принимали абсолютно никаких мер. Разве это не политическое убийство? И чем лучше замена официальной смертной казни на неофициальную самосудом сотрудников СИЗО, ИК и под прикрытием следствия и прокуратуры. Особенно по надзору за УФСИН. Из-за отсутствия рядом родственников, адвокатов и правозащитников всегда происходит беда.
В городках на уровне 100000 населения и менее – одно МВД, прокуратура, следствие и суд, горбольница и скорая при них. Если и в крупных городах они объединены единой корпоративной заинтересованностью, то в мелких к этому добавляются и конкретные родственные связи: друг другу мужья, жены, братья, сестры и другие близкие родственники, в крайнем случае друзья по детскому саду и школе, а уж если поселения и вовсе мелкие, то и из одного дома, подъезда и даже квартиры, с одного огорода. И еще есть гражданские браки, для тех, кто не состоит в официальном. Любой иногородний, пошедший против власти для них хуже иностранного агрессора, действительно предатель Родины, враг их местечка и личный враг, вставший им поперек горла. Причем остальные осужденные могут относиться к ним точно также. Так что любым, даже самым дурацким ФЗ здесь не пахнет. А про конституцию давно можно забыть даже тем, кто её принимал, иначе точно за иностранцев примут.
Все эти местечки, которые иначе как спаянной, дружной, единокровной мафией не назовешь, заранее готовы к приему любого иностранца, тем более политического или даже любого иного по антивластным статьям и экстремизму. Любой, по самым тяжким статьям, по убийствам, грабежу и т.д., если потерпевший простой гражданин – у них свой, в конце концов власть сама этим занимается, любой, кто пошел против власти – кровник, кровный враг, и для медицинских работников (частных клиник в местечках не бывает, да и они в зависимости от власти) – не меньше, чем для непосредственных мочильщиков. Большинство ОНК в регионах, уже точно (или иные «правозащитники») – также верные слуги и родственники властей и могут первыми заявить о преступности осужденных, если от тех вышла какая-нибудь информация о беспределе администрации.
Так было в Котласе, в Самаре, в других ставших известными случаях, когда я сидел в Торжке, в колонии под Тверью в прошлый раз, не успела приехать ТВ-группа от Максимовской, тогда еще работавшей на РЕНТВ, как тут же понаехало местное ТВ, которое находилось не просто под контролем у ФСБ, а под непосредственным его управлением. И местная уполномоченная не только открыто защищала разбойную региональную власть, но и обосновывала свою позицию письменным договором о дружбе, мире и сотрудничестве с местным УФСИНом. Хотя казалось зачем он нужен уполномоченному практически из центра. А местная представительница одной из известных правозащитных организаций, запросто получившая свидание со мной, битый час убеждала меня, что преступления администрации законны и обоснованы, а запросы найти хорошего адвоката и гарантии приличных денег ему и вовсе встретила агрессивно и злобно.
Полный текст читайте здесь.