Когда-то мы ходили в кино…

Когда-то мы ходили в кино…

Пытаюсь вспомнить, когда в первый раз со мной случилось ЭТО. Точно не скажу. Хорошо помню, как напротив бабушкиного нового дома, кирпичной пятиэтажки времён хрущевского волюнтаризма, открылся кинотеатр «Ангара». Типовой проект учреждения массовой культуры типового района Москвы для типовых советских граждан.

До этого дня бабушкину квартиру-распашонку с пятиметровой кухней (от плиты сразу в спальню) и совместным санузлом («бабушка, мойся быстрее, я сейчас описаюсь!») мы воспринимали, как домик в деревне. Добирались на электричке с Павелецкого до станции с романтическим названием «Нижние котлы», или час с лишним на двух троллейбусах. И обязательно с полными сумками продуктов, хотя магазины там были той же наполняемости, что и в центре. Зачем? Рефлекс! Сейчас это почти престижный район, не какое-то там дикое Бутово, 17 минут на метро от м. «Новокузнецкое» до м. «Варшавское», и ещё три минуты пешком до дома (цены за квадратный метр соответствующие). Как же быстро всё поменялось! В детстве думал — столько люди не живут…

Меня туда ссылали на выходные. Из развлечений — лес и крики петухов на рассвете. Сначала даже козье молоко покупали, но скоро какой-то сумасшедший самосвал задавил кормилицу-поилицу. Так с кровью и потерями стиралась грань между городом и деревней…

И вот кинотеатр! Первый воскресный сеанс — сказка «Морозко». Так себе, между прочим, лубка много, как во всех фильмах Роу. За билетами пришли в субботу, а их уже нет. Рёву было! Один билет нашёлся. Но в 4 года один в кино — нонсенс. Добрая билетёрша пустила бабушку, даже табуретку выдала. Как чувствовала, с этого мальчика, путающегося в собственных соплях, отечественный прокат ещё поимеет…
А сам кинотеатр не понравился. Ел мороженое — три шарика в вазочке, политые чем-то липким — из-за панорамных окон мне в рот смотрели дворовые мальчишки без копейки в карманах и почему-то грозили кулаками. Нет, я привык к монументальной архитектуре времён культа личности, с буфетом на нулевом этаже и без всяких дурацких окон — «Ударник», «Форум», «Колизей». Или в здании бывшей церкви, как «Авангард» на Октябрьской площади. Там и акустика, и что-то в душу залетает, хотя, конечно, кощунство. Но обязательно с тиром. Нет, в 4 года я ещё не стрелял… Значит, поход в «Ангару» был не самый первый. Говорю же, не помню…

Или это было на премьере фильма «Встреча на переправе», куда мою маму неведомыми путями занесло в главную роль. Почти детективная история, сценарий фильма один в один совпадал со сценарием «Родной крови». Тоже река, тоже военная вдова-переправщица, тоже бесхозный солдат с фронта, разве что снималось на разных киностудиях. Но в одном играют Шантырь и Фролов, а в другом Артмане и Матвеев. Так и не выяснили, кто у кого чего слямзил. Скандала не раздували, воровство интеллектуальной собственности — явление не характерное для тех, кто вот-вот будет жить при коммунизме. В итоге первый стал вторым, пошёл «третьим экраном» (в основном по сельским клубам и заводским ДК), а там и вовсе попал в категорию телевизионных. Когда последний раз показывали по ящику, уже и не помню, лет пятьдесят тому…
И слава Богу! Помню, как неудобно было за маму, говорившую с экрана с фальшивыми интонациями и называющую сыном чужого мальчика. Правда, хулигана-Новикова («загремим под фанфары») столкнула в реку, чем и вошла в историю отечественного кинематографа. Но только этим, больше маму в кино не снимали, ни в главных, ни во второстепенных. Видимо, не один я почувствовал что-то не то…

В школе походы в кино приняли системный характер. Цены на билеты позволяли — 25 коп. на дневные сеансы, 30-40-50 — на вечерние в зависимости от ряда (в широкоформатных кинотеатрах типа «России», «Мира» и «Октября» доходило до 70), на детские утренники всё по 10. Ну, и 20 коп. на мороженое, куда же без него. Зато не противный попкорн, не хрустит и не пахнет. Если совсем с деньгами плохо, ходи в зал документального кино, был рядом с моим домом такой. Всего 10 коп, да заодно ещё и умным станешь. У нас из класса один ходил, экономил, пожалуйста — в 35 лет стал доктором исторических наук. Насчёт доходов спрашивать стесняюсь…

Другая проблема была - на что ходить, что смотреть. Два-три фильма крутятся по всем кинотеатрам огромного города и хорошо, если один из них не какой-нибудь «Вкус хлеба». Вот откуда в народном фольклоре столько киноцитат и анекдотов о киногероях плана Штирлица, Чапаева и Ленина. После десяти-то просмотров подряд…

Стали появляться любимые актёры. Была такая давно забытая комедия «12 могил Ходжи Нассредина». Типичная агитка в советском стиле — ушлый бедняк из проклятого царского прошлого воочию убеждается в преимуществе социалистической системы. Но я обожал в нём сцену в сумасшедшем доме, раз пять из-за неё в кино ходил. Там один смешной пучеглазый толстяк ел рыбок из аквариума. Так он несколько лет и жил во мне «психом с рыбками». И лишь потом стал Алексеем Смирновым, ни на кого не похожим гением комедии, награждённым за войну двумя орденами «Солдатской славы». Даже если его фамилия стояла в эпизодах (чаще именно так и было), лучшей рекламы фильму не сыскать — надо идти!

Да, когда-то мы ходили в кино. Ох, и ходили же…

Профессия родителей давала мне некие преференции. В нашей школе трудно кого-то было удивить персональной «крылатой» «Чайкой» со строгим номером. В начале уроков она вообще напоминала театральный разъезд, директор замахалась просить родительское собрание останавливать тачки хотя бы на набережной. Зато у меня папа в титрах! Зато у меня мама в театральной программке пропечатана! Зато я мог ползимы на физ-ру не ходить по причине отсутствия лыж. Все только понимающие вздыхали — «откуда у актёров деньги на лыжи…».

Поначалу я ходил в кино с бабушкой. Бедная, она минут через 10 начинала посапывать в темноте, когда я по десятому разу смотрел каких-нибудь «Гайдуков», где немилосердно рубились на саблях. Один раз случился серьёзный конфуз на нравственной почве. Смотрели «Три мушкетёра», те самые, классические, с Жаном Маре в гриме Д`Артаньяна. Строго по тексту книги идёт монолог Атоса: «Миледи — моя бывшая супруга, заклеймённая проститутка». Услышав слово не из лексикона четвероклассника, баба Сима рванулась затыкать внуку уши, перепутала лево-право, и чуть не лишила слуха постороннего дядьку. Дядька оказался без юмора и обозвал её «старой дурой». Бабушка в свою очередь долго возмущалась, почему на афишах фильмов с такими словами не пишут «дети до 16».

Ох, уж нам эти возрастные ограничения. Сколько за ними скрывалось запретных плодов, сколько соблазнов, сколько мировой киноклассики! По нынешним временам, в «Папиных дочках» больше эротики, не говоря уже о «Моей прекрасной няне».

Мальчишескими хитами моего детства были три ленты — «Лимонадный Джо», «Бей первым, Фредди!» и «Рукопись, найденная в Сарагосе». И все три со стоп-сигналом. Показывали их или в ДК, или в захолустных кинотеатрах, где с билетным планом полный швах. Прорваться на них считалось доблестью — «я жизнь видел!». Хотя… ничего особенного. Первый — пародия на западные вестерны, в меру остроумная и музыкальная. Но без ряженных каманчей производства студии DEFA, которых переодень в будёновки, и можно в «Неуловимых мстителях» снимать (хотя и из-за них витрины выдавливали, как было в кинотеатре «Зарядье» на премьере «Белых волков»). Второй — тоже пародия, только на Джеймса Бонда, без знания оригинала и не догадаешься, в меру глупая, местами смешная. Третий — уже польская киноклассика, черно-белая, но с голыми тётями и пуританской имитацией чего-то запретного. Ну, на этот понятно, почему не пускали, а на первых два? Видимо, чтобы не увлекались указанными в пародиях жанрами. А вдруг оригиналы окажутся интереснее…

Мы, конечно, рвались на голых тёть, даже «Рукопись» полностью прочитали. Что делать, тут вам не Америка, где первый сексуальный опыт приобретаешь на заднем сидении отцовского «Форда». У нас в СССР первый ликбез в половом воспитании чаще всего начинался на последнем ряду кинотеатра и частенько продолжался только после ЗАГСа. Что касается меня лично, то впервые целовался в классе на дежурстве после уроков. А вот руку запустил подруге в… туда… именно в кино. Заодно и фильм посмотрел, двойная польза за полтинник за билеты и ещё двадцарик за два стакана «Буратино»!

В старших классах мы нашли в кино ещё одну пользу — в буфетах кинотеатров часто продавалось пиво. Доходило до того, что спрашивали у билетёров ассортимент. И, исходя из этого, решали, хорошее кино или так себе.

Ещё кино было местом, где можно скоротать время во время прогула уроков. Однажды случилась промашка. Помните, в программе «Время» прогноз погоды сопровождался французской музыкой и кадрами Москвы? Так вот, представьте — объектив камера крупно берёт открывающиеся двери зала кинотеатра «Зарядье», откуда мы в этот момент выходим с одноклассником Костей, а потом переходит на кремлёвские куранты, которые показывают ровно полдень обычного учебного дня. И, как нарочно, именно эту программу смотрел педагогический коллектив нашей школы чуть ли не в полном составе.

Нет, кино я не разлюбил, а вот телевидение до поры до времени стал недолюбливать…

Потом в нашу жизнь вошли московский кинофестиваль и недели разного капиталистического кино. Настоящая охота за билетами, разве что не с борзыми, первые уроки бартерного обмена — «два в Лужники меняю на один в «Октябрь». Смотрели и не знали, что по экрану ходит не просто молодой американец итальянского типа, а великий Аль-Пачино («О, Альфредо, Альфредо»). Кажется, на фестиваль 1977 года в обход всех конкурсных и внеконкурсных программ привезли «ХХ век» Бертрана Бертоллучи. Фамилия была уже на слуху, вдобавок кто-то поведал, что в фильме не только нетрадиционный секс (юноши совершают коитус с чернозёмом), но и какая-то не та политика, чуть ли, не фашизм! Знакомый «ночной директор» Дома кино запустил нас вовнутрь полседьмого утра, с восьми до одиннадцати пришлось лежать под стойкой нижнего бара, открывавшегося только на вечерних сеансах. Ну, кто сегодня на такое способен?! Ещё была задача найти свободное кресло, да так непринуждённо, чтобы не вводить в подозрение тётенек в синей униформе. Не всем это удалось. В том числе и автору этих строк…

Ну, и куда мне было ломиться после школы, как не во ВГИК, причём неоднократно?!

10 лет работы на «Мосфильме» добавили в характер не только ироничности, но и снобизма. Там считалось западло не только стоять в очереди за билетами, но и за них платить. «Как так, мы же там работаем!». Правда, такие понты в основном были характерны для среднего и низшего звена советских кинематографистов.

Я тоже распускал пальцы веером, но в кино ходил. В отличие от общепринятых легенд, порождающих зависть, работники киностудии были париями на закрытых просмотрах. Шедевры киноклассики и наши «полочные» картины показывали нужным людям — работникам министерств, мебельных салонов и автотехцентров, товароведам центральных гастрономов или членам киноклуба официантов ресторана «Прага». Мы на них прорывались с боем и скандалом, иначе бы не посмотрели раньше всех «Полёт над гнездом кукушки» и «Апокалипсис нау». До 100 человек в зале на 40 мест, два часа фактически на одной ноге. Но сколько потом споров в пивной с кинематографическим названием «13 павильон» (на Мосфильме павильонов двенадцать)…

Потом всё стало меняться, не пойми, в какую сторону. Сначала показали всё, что до этого запрещали. Много из показанного просто разочаровало, оказывается, цензура иногда отсекала и полнейшую безвкусицу. Потом загнулось кинопроизводство, кинотеатры стали салонами, распивочными и казино. Народ довольствовался домашним видео и, кажется, привык. Хоть под пиво, хоть под портвейн… и сортир, если что, совсем рядом.

Сейчас наступила новая эра, с запахом пережаренной кукурузы и чудесами формата 4D. Это для нас-то, ценивших строгую графику черно-белого кино выше цветной аляповатости, рассуждавших, что звук погубил эклектичность «Великого немого»?! Да и ленивыми стали, качай из интернета любые новинки да лежи на любимом диване. Ворчи, что за внешними эффектами и компьютерной графикой совсем не видно потаённого смысла жизни и режиссёрского кода, который раньше ещё надо было разгадать.

Но ведь когда-то мы ходили в кино!

Леонид Черток