Дух импровизации. Архангельск – Мекка уличных театров

Гостю восьмого международного фестиваля уличных театров петербуржскому театру «Странствующие куклы г-на Пэжо», как никому, близко знаком весь романтизм такого образа жизни. Актеры театра уже 10 лет ведут кочевой образ жизни. По всей Европе театр колесит в собственном микторавтобусе, раскрашенном забавными зверушками. На фестиваль театр приехал с двумя спектаклями «Магота» и «Мутабор». Спектакли абсолютно разноплановые и если бы не программка, то было бы трудно предположить на сколько разноликим и разнообразным может быть этот коллектив. Художественный руководитель театра Анна Шишкина рассказала корреспонденту ИА «RUSNORD» о том, что представляет из себя труд «на улице» и о «приключениях» коллектива в Архангельске.

– Наш театр существует 10 лет в Петербурге, пять лет он существовал, как свободная труппа, которая разъезжала налегке по Европе. Шляпа, которую вы видите у меня на голове, перестояла на всех панелях городов Европы. Это шляпа для денег очень крепкая, и я надеюсь, что с ней не расстанусь, для меня это важный атрибут.

Привезенные спектакли очень разные. Спектакль Магота рассчитан на темное время суток, к сожалению, из-за Архангельских белых ночей это становится невозможным. На фестиваль нас пригласили четыре года назад, но из-за плотного гастрольного графика мы смогли вырваться только сейчас.

– Какого ваше впечатление от архангельского фестиваля уличных театров?

– В Архангельске мы второй раз. Ваш город очень дружно поддерживает этот международный фестиваль. В России это самый лучший фестиваль уличных театров. В Питере потихоньку тоже начинают организовывать подобные действа, но он там не так крепко стоит на ногах. И не имеет такой яркой репертуарной политики. Потому что сегодняшний фестиваль – это просто хрестоматия уличного театра. Виктор Панов показал Архангельску все то лучшее, что есть в каждом классическом жанре уличного театра. Это ходули, это музыкальные экспромты – человек-оркестр, это уличная клоунада, огромное направление, в котором много прекрасных артистов, это театр маски и интерактива, который представляем мы. Чувствую, что к этому Панов подошел, как к культурному явлению. Если бы ехали к аборигенам, то показали бы им балет, оперу, мюзик-холл. В области уличных театров он сделал то же самое, представил все ведущие направления.

– В каком составе вы приехали, много ли у вас с собой реквизита?

– У нас приехало 8 человек: четыре артиста, режиссер, менеджер и техническая служба.

У нас невероятная уйма реквизита. И, несмотря на то, что наша жизнь достаточно экзотична, она состоит на две трети из процесса погрузки и разгрузки этого реквизита. Мы - театр маски, и используем в каждом спектакле большое количество масок. Актеров мало, но очень много персонажей. Мы едем в автобусе, наполненном доверху юморесками-лошадками, масками, музыкальными инструментами и декорациями. Все это, конечно, с трудом помещается.

– Как часто в театре сменяются актеры?

– Текучка кадров – большая проблема, поскольку у нас очень специфический образ жизни и своя методика - школа маски. Некоторые уходят из-за возраста, потому что им это уже не по силам. Нужна очень хорошая физическая форма.

– Если в вашем театре сложившиеся традиции?

– У нас есть маленькая традиция. Когда мы празднуем день рождения кого-нибудь из членов команды в дороге, значит, все должны одеть белые рубашки, вечерние платья и каблуки. В условиях дефицита места довольно трудно взять все это с собой.

– Есть ли в вашем коллективе супружеские пары?

– Да, у нас есть одна супружеская пара. Им не приходится расставаться на время гастролей, но работать вместе – это тоже очень трудно. Театр вкладывает в человека самого семя и у него отнимает очень много времени. И, скажем, если у тебя семья вне театра, то она будет ущербной. Образовывать пары внутри театра это удобно, хотя и тяжело. Все актеры - это сумасшедшие люди, достаточно трудно в обычной среде встретить себе партнера с такой же яркой энергетической отдачей, такого же неординарного, все мы, в общем, немножечко «со сдвигом».

– Должно ли у уличного актера быть театральное образование?

– У меня есть театральное образование, но когда к нам в студию приходят студенты театрального института и молодые актеры, окончившие театральный институт, я вижу, что они практически не способны играть на улицах. Все потому, что та школа, которую они получают, просто катастрофически противоположна той школе, которую предлагаем мы. Школа артиста анима (работа в маске – прим. авт.) и интерактив (импровизация– прим. авт.), во-первых, требует достаточно быстрого соображения, это очень экстремальный жанр, во-вторых постоянное ощущение, что ты не главное, потому что в интерактивном графике главный – человек из публики. Уличный театр – это своеобразная борьба за внимание. А на сцене актер в тепличных условиях, они стоят на сцене, и люди дарят им внимание.

– Кто еще приходит в вашу студию?

– Интересно, что в нашу студию стали приходить ребята, вернувшиеся из Чечни, с военных точек, и это меня поначалу удивляло, потому что, какой у них интерес, грубо говоря, зайчиком скакать. Потом я поняла, что имповизационная работа – это большой выброс адреналина. Когда ты играешь, находишься в постоянном внимании, и ты не знаешь, что ты будешь делать дальше. У этих ребят выброс адреналина в зонах военных действий уже стабильный, и, когда они приходят в Россию, они очень тяжело адаптируются, отсюда драки, конфликты. Приходя в наш театр, они получали эту дозу, не теряя здоровья. Был такой эпизод, когда один мальчик уехал в Новгород, неделю провел там вне этой игры, и он попал в драку, получил ножевое ранение. Я поняла, что для многих людей это не профессия, а своего рода арт-терапия.

– С кем вам еще приходилось работать?

– Я пять лет работала в доме с умственно отсталыми детьми, было прекрасное время, и у меня хватало возможности совмещать театр с этой работой. С детьми мы создали театр, тоже стали ездить по Европе, но, так как с двумя театрами ездить нельзя, мне пришлось передать этих детей другому педагогу. Я чувствовала, что, работая уличными актерами, они очень сильно развивались, будучи прирожденными клоунами. Все дети прирожденные клоуны. Для них это была прекрасная адаптация и возможность большого роста умственного и духовного. У нас в России очень жесткие социальные рамки, поэтому у детей с особыми возможностями почти никаких возможностей нет.

Социальные рамки таковы, что даже, когда они достигают совершеннолетнего возраста, им не позволяют работать нормально.

Я считаю, что карлики должны работать в театре, потому что это их исторически сложившаяся социальная ниша, они всегда были шутами. Можно говорить, что это хорошо или плохо, но это была их профессия.

– Можно ли совмещать уличные странствия с другой работой?

–Уличный актер – это, в первую очередь, профессия, потому что человек, который не занимается этим профессионально, просто не прокормит себя. В Европе достаточно развита культура уличных театров и там много любительских театров, поэтому они могут себе позволить заниматься этим в свободное время. Мне кажется, что в России это невозможно, потому что это требует очень большого количества времени, практически всего, и еще где-то как-то работать совершенно невозможно. Только высокий профессионал -  универсал может в России зарабатывать деньги, участвуя в разных проектах, быстро переключаясь.

За что нас любят петербуржские режиссеры, так это за то, что мы очень быстро включаемся в задачу, импровизируем в контексте этой задачи. Любая непредвиденная ситуация в крупном проекте, а это бывает очень часто, нас не смущает. То есть мы ее в состоянии разрубить импровизационным образом. Это одна из самых трудных профессий, которая требует призвания. Нас призвала улица!

– Как же куклы господина Пэжо обеспечивают себя?

– В России очень трудно зарабатывать деньги, но, тем не менее, мы купили себе автобус, благодаря нашему менеджеру, очень самоотверженному человеку, и благодаря тому, что мы не замыкаемся на амплуа только уличного театра. Мы работали, например, на «Славянском базаре». Нас приглашали сделать связки между песнями на Евровидении, и мы сделали это за один день. Иногда нам приходилось делать связки со звездами, что-то играть, даже не слыша песни. Мы работали на саммите президента, который был в Петербурге – комический интерактив, то есть мы были шутами. Любая работа может нас найти. Мы в состоянии справиться с любым жанром, где требуется гротеск, игра и где требуется мобильная интересная команда.

– Что же вам ближе - работа по контракту или бродяжничество?

– В последние пять лет мы обуржуазились, в силу того, что реквизита, костюмов, декораций стало так много, обзавелись транспортом, некоторыми службами, работаем по контрактам, что само по себе для уличного артиста немножко обременительно. Потому безответственное бродяжничество мне ближе, но я просто не могу себе этого позволить, будучи художественным руководителем этого театра.

И я хочу сказать, что на улице очень много талантливых артистов, артистов уровня Лас-Вегаса, цирка «Дюсалей». В цирке «Дюсалей», кстати, многие клоуны, которые пришли с улицы. Я иногда спрашиваю знакомого уличного клоуна, почему ты работаешь на улице, все равно это не те деньги, что в Лас-Вегасе? И всегда слышу одно: « Я не люблю контракты». Что такое хороший контракт? Пять лет ты играешь одно и тоже, без права изменения даже одного элемента. Артисты, работающие в крупнейшем немецком цирке, подписывают контракты, что пока они работают в этом цирке, не имеют права работать на улице. И в Германии мы встречаем актеров, которые тайком работают на окраине: «В цирке я все время играю одну репризу, и я чувствую, что я теряю квалификацию».

– Какие еще есть особенности у уличных актеров?

— Я знаю, что все актеры долго выходят из состояния игры. Актеры, играющие в уличных театрах, довольно долго громко разговаривают, довольно долго и громко смеются. Их посыл при общении с человеком немножко больше обычного. Я хорошо это знаю, потому что часто со спектакля мы приезжаем на встречу с клиентом и когда мы разговариваем, клиент от нас, иной раз, отшатывается, потому что наш посыл намного больше.

– Что вы можете сказать о Викторе Панове?

–Мы много ездим, бываем на разных фестиваля, и я не видела ни одного фестиваля, достаточно крупного, старого, крепко стоящего на ногах, где к Виктору Панову не относились бы с величайшим уважением и громадной симпатией. И вообще произнесение этой фамилии в среде уличных комедиантов всегда вызывает взрыв эмоций, всегда идут какие-то приветы. Одно имя, волшебным образом поднимает волну чего-то большого, мощного. Я считаю, что это уже не человек, а явление. Архангельску повезло, что у него есть такое явление, которое его, слава Богу, не бросило. Потому что Панов – человек, совершенно европейский и отнюдь не российского местечкового мышления.

Мы тоже, когда его видим, получаем колоссальный заряд, это важно для нас. Кроме того, у нас один актер - архангелогородец. И мне кажется, что это тоже какие-то флюиды Панова. Да и Панов очень гордится тем, что в Петербурге есть некоторое такое вот детище.

И напоследок моя очаровательная собеседница добавила:

– Еще раз поздравляю вас с тем, что у вас есть такой замечательный Панов, дай бог ему долгих лет. Мы увидели вашего мэра, такого молодого. И я поняла, почему мне так понравился город в этот раз. Архангельск сильно изменился со времен нашего последнего приезда. Чище он не стал, но стал новее. Еще мне очень понравилась социальная реклама. Это меня ужасно зацепило, и, посмотрев на молодого мэра, я подумала, что наверно, это делается с подачи этого человека. Я думаю, что архагелогородцы под влиянием такой рекламы будут меняться в лучшую сторону, хотя они и так вполне нас устраивают, только, вот, у нас деньги украли…. В этот приезд, единственный раз в истории моих странствий, у нас украли деньги из шляпы. А на одной из вечеринок пропали документы водителя на автобус. Фургон – это наш дом, и без документов на него мы практически бездомные. Для кого-то это простая картонка, а нам без нее не выехать из города. Очень надеюсь, что нам их до отъезда вернут.

Татьяна Мартынова

Фото Татьяны Мартыновой и Николая Гернета

Полный фоторепортаж о Международном Фестивале уличных театров смотрите в рубрике "Фоторепортажи"