О затмениях - солнечных и не только.

Шоу под названием "давай посмотрим, как рушится Париж", коммерчески себя оправдало. Съехалось куча народа, а вечером все плясали, празднуя хороший августовский день - Париж всегда Париж, если кто позабыл. Страшно было только собакам, и еще птицы вели себя странно на радость орнитологам, специализирующимся на поведении в экстремальных условиях.

Вечером следующего дня меня пригласили на премьерный показ фильма Алеши Балабанова "Про уродов и людей" в центр "Публисик" на Елисейских полях. Балабанов "моим" режиссером не был никогда (и так им и не стал, к сожалению), но тема сросшихся телами близнецов, прозванных так по первому зарегистрированному в медицинской науке случаю в королевстве Сиам, где была в то время очень развита наука, для меня была не только интересной, но и близкой - в свое время я занималась сестрами Кривошляповыми - нашими сросшимися двойняшками, которые прожили ли бы куда больше, если бы у Советского Союза, кроме гордости за ракеты, были бы еще средства на лечение и отсутствие представления, что ракеты важнее людей.

В перерыве между просмотром и обсуждением я столкнулась в курилке со странноватого вида дамой. Странновато одетой - было бы странно её наряд увидеть на Тверской, в Париже я быстро привыкла, что брючный костюм из ткани, которую в народе называют газовой (шарфики там, или занавески) - прозрачный, только придающий всему телу определенный колер - и обшитой сплошь большими деревянными пуговицами разного диаметра. В тот год парижские дамы яростно отстаивали права на эмансипацию, частенько прохаживались с обнаженным бюстом перед Лувром, провоцируя стычки, и весь город был поглощен обсуждением новых трактовок понятия домогательство, за которое можно угодить за решетку. Трусоватые французы мужского пола ходили, потупив глазки. Странность в одежде не снимала ощущения странности - и с первых слов это стало понятно. Даму трясло изнутри, и только что пуговицы бренькали, а потому она старалась себя сдерживать, но истерика пёрла наружу. Для завязки беседы я выдумала вопрос, хуже которого и представить ничего нельзя. Как хорошо, что Париж уцелел, не правда ли, мадам? Вот здорово было бы посмотреть с высоты на восход солнца посреди дня? Пуговицы забренчали, как пустые бутылки в авоське алкоголика. Мадам посмотрела на меня и полезла в сумочку, откуда выкопала авиабилет. Вот, мадемуазель, я только что имела счастье любоваться Парижем в воздуха. А если бы я не передумала по дороге полюбоваться с воздуха на Куала-Лумпур, то наша с вами приятная беседа в этом фойе не состоялась бы. О чем вы, мадемуазель, никогда бы и не сожалели, как, впрочем, и этот негодяй!".

Негодяем, как выяснилось через пару минут, дама обозвала Пако Рабана, к которому летала примерить наряды перед новым сезоном парижской Оперы. Она каждое лето обновляет гардероб, да. Ей близко творчество Рабана, даром, что его векселя уже eclipcee, vous comprenais?".

Я только кивала, даму несло, антракт кончался. Она купила билет на самолет в Париж, чтобы успеть на премьеру фильма Балабанова, о котором много слышала. Она купила билет в первый класс, да. Она всегда летает только первым классом. Она не может долго пребывать в кресле среди квакающих на разные лады Малазийцев и Индонезийцев, и их кухня отвратительна entre nous, mademoiselle. Она сдала в багаж, застраховав на полную стоимость, три чемодана новых нарядов, а бижу упаковала в специальную сумочку, которую можно взять в салон. Она спросила бокал красного вина - всегда слегка волнуется на борту, и приготовилась любоваться видами, борт летел с промежуточной посадкой в Куала-Лумпуре. Когда сели, капитан предупредил, что буря может задержать вылет на неопределенный срок, попросил внимательно слушать объявления. И их задержали. Почти на 8 часов. Этого моя дама, сдавшая застрахованный багаж, вынести не смогла. Она купила билет на другой рейс, чтобы не опоздать в кино на Елисейских полях. И прилетела. И прямо в пуговицах пришла поздравить создателей фильма и посплетничать с подружками. Сплетни с подружками в кафе возле Елисейских полей - это долго, бывает, что весь день, а то и сутки. Уже в "Публисике" узнала, что борт, на котором летели менее торопливые попутчики, разбился и упал в воду. Выживших не было.

О результатах расследования той катастрофы мне ничего неизвестно. С этой дамой я больше не встречалась. А Маковецкого на льдине помню отчётливо, и иногда мне кажется, что он проговаривает совсем другой текст, оторвавшись от берега.

Теперь, через много лет, мне кажется, что помешательство, затмившее умы людей в фильме Алексея Балабанова, уже сто лет не дает покоя тем, кто хочет видеть вокруг себя что-то ещё, кроме ледяной пустыни, которой мало дела до затмений, подтопивших лёд у полюсов. И именно об этом пытается докричаться осколок на Неве, до того как онеметь уже навсегда.

Ольга Новикова