Крестник. Северная притча

На самом краю северной деревни – там, где начинался густой непроходимый лес, – вековали век в доброй избе муж и жена. Звали их Егор и Феодосия. Супруг был уже не молод, но ещё кряжист как дуб, только седина перебивала чернь волос, напоминая о нелёгкой жизни, полной труда и невзгод. Под стать ему была и супруга: хоть и полна, но лицом красна, только морщины слегка исчертили его от печали.

Много лет проживали супруги вместе, кое-какое богатство скопили, а вот детей Бог им так и не давал. Сколько слёз пролила Феодосия тоскливыми зимними ночами, сколько молитв к Господу и Его Пречистой Матери вознесли супруги, но всё было напрасно – видимо, наказал их Бог бесчадием. Думали они, думали, за что им такой позор, да грехи свои перебирали – и до того стали мнительными, что отгородились от всего мира, оставшись на своём отшибе у самой кромки леса, будто на острове необитаемом: никто к ним более не ходил и они никого не навещали.

А когда муж и жена совсем потеряли надежду, предались унынию так, что весь дом их затянуло пылью и паутиною, нечаянно Феодосию затошнило. Испугалась она сначала, потом потихоньку допустила в сердце радость и в свой срок родила сына – крепкого да голосистого. Не ребёнка, а богатыря.

На сороковой день после родов жена сказала, укачивая младенца: «Егор, надобно кума искать, окрестить дитятко. Грех большой без креста расти – так беды не миновать». Муж, кряхтя, поднялся, шапку нахлобучил и остановился на пороге: «Куда ж мне идти-то, Феодосьюшка? В деревне-то нашей мы век ни с кем не разговариваем – старые знакомые и те давно раззнакомились. Никто к нам в кумовья не пойдёт». «Ищи, Егорушка, – настаивала Феодосия. – Сходи в соседнюю деревню, может, там кто согласится. Без кума никак нельзя мальчонку крестить».

Муж тяжко вздохнул, взял посох и отправился за семь вёрст в соседнюю деревню. Шёл он долго по разбитой дороге, которую и дорогой-то не назовёшь – так, направление. Брёл, еле ноги волочил, да всё зазря: никого в кумы так и не нашёл. На обратном пути повстречал Егор старика, маленького да горбатенького, одетого в разномастные лохмотья не со своего плеча, в разбитых сапогах, из которых торчали ноги. Остановился дед, прося в дырявую шапку подаяние. Дал ему Егор на житьё три копейки и побрёл домой. Так ни с чем и вернулся.

Рассказал он всё жене, а она и говорит, не отступаясь: «Иди завтра на станцию – там железная дорога, народу много быват. Вот кума и найдёшь». Нечего делать – встал Егор утром пораньше и побрёл на станцию за двенадцать вёрст. Только и там он никого в крёстные отцы чаду своему не нашёл: на станции все спешат – недосуг в деревню какую-то идти. На обратном пути он вновь повстречал того же старика. Дал Егор ему несколько монет на хлеб и чай и с тем побрёл домой. И так на второй день явился муж к жене не солоно хлебавши.

А она стоит на своём: «Иди, муженёк, на перекрёсток к Поклонному кресту и там кого первого встретишь, того в кумовья и зови». Надо так надо – пошёл Егор за три версты на перепутье, Поклонным крестом отмеченное. А там стоит тот же потрёпанный жизнью старик.

Нечего делать – подошёл к нему Егор и говорит: «Здравствуй, дедушко! Бог в помощь!» «И тебе не хворать!» – звонко ответил дед. «Беда у меня: Бог дитя дал, а кума найти не могу». – «Ну, то не невзгода – Христос всё управит». – «А ты, старичок, не пойдёшь ли ко мне в кумовья?» – «Дак стар я очень, крестник будет ещё мал, а я уж, гляди, и помру… Кто наставлять его будет? Разве Сам Господь со Своею Пречистою Матерью…» – «Пусть так, дедушко». – «Ну тогда пущай – значит, так Богу угодно. Пойду я в крёстные отцы. Только наперёд надо имя дитю подобрать, а иначе я не согласен. Назови его в честь праведного Иова Многострадального». – «Ну что ж, Иов был человеком богобоязненным, боголюбивым и оттого благочестивым. Всем сердцем был он предан Господу Богу и во всём вёл себя согласно с Его волей, удаляясь от всего дурного не только в делах, но и в мыслях. Святые говорили, что Иов не просто праведник Старого Завета, а прообраз безгрешного Страдальца Иисуса Христа. Иов – имя доброе и сыну моему подходящее».

Так и порешили. Нарекли имя младенцу Иов, ну а опосля и окрестили его в честь святого Иова. А потом устроили крестины: стали кормить-поить священника с диаконом да дьячком всем, что в закромах было, старика же усадили у самой двери, на самое простое в доме селище из комля сосны с корнями-ножками. Правда, и ему от разносолов дали что осталось да куском хлеба с квасом наделили.

Поев, встал он, поблагодарил хозяев за благодеяние, поклонился всем в пояс, подошёл к люльке и надел на шею крестника золотой крест на золотом же гайтане – таких вторых нету на свете. После чего повернулся к куму с кумой проститься – обнял троекратно по нашему северному обычаю, поцеловал и ушёл. С тех пор никто деда того и не видел. Жизнь же у радушных и хлебосольных хозяев Егора и Феодосии после этого светлее стала.

Шли годы. Младенец пришёл в пору доброго отрока, а потом, возмужав, стал прекрасным юношей. Родители не могли нарадоваться, глядя на своё дитя: и трудолюбив он, и службы Божии любит, и с отцом и матерью ласков, и умён, и учение книжное достаточно изведал. Когда же вырос он до полного возраста, то стал спрашивать у матери с отцом: «Тятенька да матушко, был ли у меня крёстный батюшка?»

Матушка ему говорит: «Взяли мы, сыночек, в крёстного тебе бродягу, которого даже за стол не посадишь, и опосля того случая в избе нашей не бывал он». Тятенька же добавил: «С крещения твоего не видали мы человека того. Да и стар он годами уже в ту пору был, а теперича, должно быть, и вовсе помер». Но Иов настаивает: «Как бы мне крёстного батюшку своего найти? Крещёные люди идут в церковь на Пасху, христосуются с крёстными отцами, а мне не с кем». Ничего не ответили ему родители, только руками развели.

Наступило Светлое Христово Воскресение. Иов пришёл к заутренней в храм. Вдруг подходит к нему какой-то человек, обнимает его и молвит: «Христос воскресе, милый крестник мой!» «Вы мой крёстный батюшка?» – растерялся Иов.

«Хотя мы личного свидания за расстоянием местоположения лишены были, но милосердием Всемогущего и мудрованием духовной любви всегда имели соединение. Таково свойство духовного родства, которое прочнее кровных уз, сын мой», – ответил человек. «Воистину воскресе Христос, тятенька мой», – обрадовался Иов, троекратно расцеловав в щёки своего крёстного отца.

…Давно окончилась Пасхальная служба, а Иов всё не возвращается домой. Отец и мать, потеряв сына, искали его по деревне, всех расспрашивали: «Видели ли вы сына нашего у заутрени?» А встречные отвечали: «С крёстным отцом христосовался он, а далее не видели его. Видно, с ним и ушёл». «Крёстный тот стар да горбат был?» – спрашивала Феодосия. «Нет, молод, годов тридцати от роду, да статен», – отвечали люди. «Наш крёстный отец стар был, как Мафусаил. Так что это какой-нибудь дурной или сумасшедший человек увёл сына нашего», – причитала Феодосия.

Цельный год пропадал Иов неизвестно где – не было от него никакого слуху. А в следующую Пасху явился он на том же месте в храме, откуда пропал год назад. Вернулся в родительский дом из церкви и приветствует отца и мать: «Христос воскресе, родители мои!» Феодосия и Егор расплакались, что долго его не было, и стали расспрашивать сына: «Где же ты был целый год?».

 «Был я у крёстного батюшки в гостях, – ответил Иов, – только не год, а миг какой-то. И уходить не хотел от него. Видел я там свет неописуемый и Престол, на небе стоящий, а на троне том был Сидящий. На Него я и взглянуть не мог: как упал ниц пред Ним, так и замер, пока крёстный не отвёл меня в храм обратно». «Видать, это ты к Самому Богу вознёсся, – рассудил Егор. – Верно в народе говорят, что у Бога один день как тысяча лет и тысяча лет как один день. Это какой же чудесный дед у тебя крёстный! Сам Сын Божий! А мы Его, дурни, у двери усадили да хлебом с квасом потчевали». «Что Он сказал тебе, сынок?» – спросила мать. «Ничего вроде. Только напоследок, уже в храме, прошептал на ухо: “Помни, Иов, имя своё – по нему и судьбина твоя. Посему терпи да молись”».

Шли годы. Познал Иов горечь утраты: сначала умерла его мать, а спустя пару дней и отец. Остался Иов один на белом свете. «Почему так сразу? – спрашивал он в мыслях у Бога. – Но да пусть будет не моя воля, но Божия. Значит, должен я пройти через испытания, чтобы стать сильнее духом. Слава Богу за всё! А это “всё” – в Его власти».

Вскоре у Иова пала от неведомой болезни скотина. Но и тогда он не озлобился, продолжая славить Господа и помогать людям, утешая страждущих. Через месяц сгорел добротный дом Иова, доставшийся ему от родителей, а вместе с ним погибло в огне и его немалое хозяйство. Потерял он всё. Казалось, что хуже быть уже не может. И пошёл он по миру странником. Бродя по стране, Иов стремился попасть в монастыри, чтобы побеседовать там с преподобными отцами, получить их наставления.

Но враг человека не дремал: он наслал на Иова всякие болезни, от которых трудно стало ему ходить по миру. Однажды, сидя на перекрёстке дорог, услыхал он вкрадчивый голос: «Иов, почему же ты не проклянёшь судьбу свою? За что ты благодаришь Господа, если жизнь твоя – сплошное страдание? Похули Его и умри, обретя покой».

Иов поднял глаза к небу и ответил: «Я благодарен своему Создателю за то, что живу. За то, что вижу солнце и ощущаю ветер. За то, что даже в горе могу сострадать другим. А ты отойди от меня, сатана! Верен я Богу своему даже до смерти». С молитвой, превозмогая боль и слабость, продолжил Иов свой путь, пока не уснул среди леса на старом пне. Тут явился ему во сне крёстный отец и сказал: «Я тебе желаю жениться. Есть у царя дочка Магдалина, лежит она в скорби и проказе. Возьми её себе в жёны». Проснулся от тех слов Иов, и нечего делать – побрёл в столичный город.

Пришёл он на царский двор и попросился прямо во дворец. Там Иов встретил государыню и говорит ей: «Милая царица, допусти меня до твоей дочери». Та отвечает: «Нельзя допустить до неё, ибо дочь моя очень заразительна, в гноище лежит, и весьма от неё смрад идёт. Сами её не видим – в окно пищу подаём». А Иов просится: «Ты не убойся, пусти меня: я её в обручество возьму себе». Тут царица заплакала: «Куда её, несчастную? Какое ей замужество?» «Не плачь, не рыдай, Бог всё управит», – успокоил её Иов.

Отвела она его в ту комнату, где лежала больная. Зайдя, он сразу полюбил царскую дочку – так она была прекрасна, несмотря на свою хворь и бледность. Взял он её за правую руку и сказал: «Вставай, дорогая Магдалина, пойдём со мною». Подала она ему свою руку, приподнялась, и тогда Иов поцеловал возлюбленную прямо в самые губы, от чего вся проказа отпала от неё на постель, и встала девица уже совершенно здоровой и румяной.

Так, после всех испытаний и бед, Иов взял в жёны царскую дочку. Свадьба была в самое Вознесение Христово. Гуляла вся округа, и казалось, счастью молодых не будет конца. Переехали они в царский дворец, и началась для Иова совсем другая жизнь. Только и палаты царские не смогли изменить Иова, который остался навсегда человеком с добрым сердцем и чистой душой.

Дмитрий Хорин