Профессиональная честь или свобода человека?

          В декабре 2006 года на сайте информационного агентства RUSNORD было опубликовано интервью с доцентом кафедры русского языка РПГУ им. А.И.Герцена В.А.Ефремовым. Доцент Поморского университета им. М.В.Ломоносова Т.А.Сидорова, об экспертизе которой шла речь, потребовала, чтобы и у неё взяли интервью.

Вопрос: Татьяна Александровна, почему вы решили дать интервью?

Ответ: Я не привыкла прятать голову в песок. И считаю, что свобода слова не должна носить односторонний характер. Будет справедливо, если человеку, на голову которого вылили столько грязи в прессе, тоже дадут слово.

Вопрос: А что именно в вышеназванном интервью вас задело?

Ответ: Прежде всего некорректная формулировка самих вопросов и более чем некорректные ответы так называемого «эксперта» из Петербурга. Во-первых, оценивать уровень проведённой мной экспертизы и тем более в целом мою компетентность как учёного В.А.Ефремов не имеет никакого права. Он не является экспертом по роду деятельности, не является членом какой-либо аттестационной комиссии и не является даже известным учёным. Так и хочется спросить: «А судьи кто?» Его выводы равносильны созданию стереотипного представления обо всей нации по поступкам отдельных её представителей. В этом я вижу примитивность и ограниченность мышления В.А.Ефремова. Не хотелось бы отвечать оскорблением на оскорбление. Но для того чтобы оценить уровень какой-либо экспертизы, необходимо хоть немного в этом разбираться. Судя по «аргументам», В.А.Ефремов не имеет ни малейшего представления об этом роде деятельности. Например, бросается в глаза вопиющее противоречие. В.А.Ефремов заявляет: «Практически невозможно определить авторство столь короткого текста, ибо для того, чтобы автор мог реализовать себя в полной степени, необходим довольно протяжённый текст». В самом же начале интервью утверждается: «независимый эксперт доказал, что Азовский - не автор статьи «Крупчак кинул Ющенко». Значит, определить авторство невозможно, а вот доказать «неавторство» можно. Так называемая «непротяжённость» при этом не мешает. Неувязочка получается. Если В.А.Ефремова не смущает тот факт, что он судит об учёном лишь по одной единственной экспертизе, то я представляю, как «потрясает» его заключение.

Вопрос: А вы считаете, что лингвистическую экспертизу может сделать не каждый учёный с филологическим образованием?

Ответ: Разумеется. Причём, учёная степень играет далеко не решающую роль. Во-первых, объектом исследования является текст. И без знания его законов, особенностей функционирования в нём языковых средств невозможно анализировать. Кстати, будучи специалистом именно в области текста, я и начала заниматься экспертной деятельностью. Если документационный спор может помочь разрешить специалист в области русского языка (синтаксист, морфолог, фонетист и т.д.), то информационный спор - только специалист в области текста. Поручить исследование текста, например, фонетисту или морфологу, всё равно что доверить делать хирургическую операцию эндокринологу или терапевту. Во-вторых, существуют специальные методики такого исследования, обычный лингвистический анализ может привести лишь к поверхностным результатам. А в-третьих, необходим определённый опыт. Это одно из главных требований, которое выдвигает, например, Всероссийская гильдия лингвистов-экспертов по документационным и информационным спорам: для проведения самостоятельного исследования и экспертного заключения лингвист должен иметь опыт работы в экспертной сфере не мене 5 лет.

Вопрос: А у вас такой опыт есть?

Ответ: Да, я занимаюсь экспертной деятельностью 12 лет. Причём, специализируюсь именно по информационным спорам, так как веду такие дисциплины, как «Лингвистика текста», «Комплексный анализ текста» и «Юрислингвистика». У меня опубликовано свыше 70 работ, связанных с анализом текста. И автороведческие экспертизы мне приходилось делать. Иногда они были комиссионными. Например, в 1998 году автороведческую экспертизу параллельно со мной делала коллега с кафедры литературы. Результаты литературоведческой экспертизы подтвердили выводы лингвистической. Кстати, замечу, что для проведения такого рода экспертиз вовсе нет необходимости ссылаться на большое количество работ, как полагает В.А.Ефремов. Ведь это самостоятельное исследование текста, а не анализ теоретических взглядов.

Вопрос: Значит, автора текста всё-таки можно определить? А как же скандал с атрибуцией «Тихого Дона»?

Ответ: Во-первых, этот скандал был ещё в 70-е годы. В науке с тех пор произошла смена научных парадигм, и появилось много современных методик, позволяющих это сделать. Для публицистического текста определение авторства давно стало реальностью. И «протяжённый текст, в котором автор мог бы себя реализовать в полной степени», как полагает В.А.Ефремов, вовсе не обязателен. Существуют и специальные методики проведения такой экспертизы. Некоторые из них описаны, например, в книге А.Н.Баранова «Введение в прикладную лингвистику» (2001), в материалах научно-практического семинара «Теория и практика лингвистического анализа текстов СМИ в судебных экспертизах и информационных спорах» (М.,2002). Конкретные приёмы автороведческой экспертизы зависят от цели и задач, поставленных перед экспертом. А задачи могут быть такими: например, имеется много текстов или фрагментов, по которым необходимо установить, скольким авторам они могут принадлежать, соотнести каждый текст с конкретным автором. Это самый сложный случай. Экспертиза, которую я делала, представляет собой более простую задачу: имеется пример текстов некоторого автора и необходимо установить, является ли он и автором некоторого другого текста. Но и в этом случае используются специальные методики, разработанные с учётом психолингвистических аспектов текста, то есть основанные на теории языковой личности. Автор, как любой носитель языка, использует языковые средства не только осознанно, но и подсознательно, интуитивно. Именно в интуитивных средствах и реализуются неосознанные мотивы, маркирующие мироощущение автора. Странно, что господину В.А.Ефремову неизвестны такие понятия, как «неосознанный мотив», «осознанный мотив», «внутренняя форма текста» и другие, широко используемые в речеведении, лингвистике текста, речевой конфликтологии, теории языковой личности и т.п. К сожалению, «независимый» эксперт оказался  «независимым» и от знания понятий, весьма существенных для экспертной деятельности. Отсюда, видимо, и безапелляционное их отрицание по принципу: «не знаю - значит, их нет».

Вопрос: Татьяна Александровна, а всегда однозначно можно трактовать текст в процессе лингвистического исследования?

Ответ: Разумеется, нет. Текст может содержать множество смыслов. Но юридическая строгость требует максимальную правовую однозначность ответа. Поэтому на эксперте лежит большая ответственность. Лишь тогда экспертиза становится инструментом права, когда она содержит приличную доказательную базу. В случае невозможности однозначного вывода, эксперт вправе предложить варианты, аргументировать предпочтение одного из них или равноправность каждого.

Вопрос: Получается, что экспертизы делаются для юристов и их правового иструментария? Журналисты с их правдой обречены?

Ответ: Это не так. Во многих своих заключениях я приводила аргументы и в пользу журналистов. Например, ко мне обращался и аудитор И.В.Азовского с ходатайством о проведении лингвистической экспертизы статьи «Азовщина». Мои выводы были совсем не похожи на те, к которым пришла О.И.Воробьёва, назначенная экспертом. Объективность и независимость - главные мои принципы. К сожалению, именно слово и текст, в котором оно существует, становятся главным предметом возникающих конфликтов. А журналисты зачастую не представляют себе ясно те границы, в которых это слово может и должно существовать. Думается, что истина заслуживает того, чтобы о ней писали и говорили в высшей степени корректно. Тогда не останется повода или возможности обращения героев публикаций в суд. Но, разумеется, пока существует власть, пресса будет с ней конфликтовать, так как функции власти и прессы конфликты по определению. Мне кажется, журналистская практика должна выработать новые коммуникативные принципы, главным из которых должна стать моральная чистоплотность. Журналист должен отвечать не только за подлинность своей информации, но и за её последствия и форму подачи, а также обязан уважать как юридические, так и этические законы о распространении и получении информации, принятые в обществе.