Разговор со студентами САФУ о честности и разуме

Религиозный взгляд на человека — взгляд гуманистический и утонченный. Об этом напомнил на встрече со студентами в Северном Арктическом федеральном университете протоиерей Александр Абрамов, секретарь Синодальной комиссии по биоэтике, настоятель храма преподобного Сергия Радонежского в Крапивниках города Москвы.

В научной библиотеке вуза отец Александр пообщался с первокурсниками религиоведами и культурологами.

«Дежурно отстаивать религиозные или антирелигиозные интересы — скучно, а там, где скучно, нет никакой правды, никакого разговора, никакого содержания, — отметил московский гость. — Великий Фохт, профессор Женевского университета, естествоиспытатель, которому по правде принадлежит обычно приписываемая Дарвину формула "Человек произошел от обезьяны", размышлял, чем мысль отличается от мочи. Он пришел к выводу, что не отличается ничем, только источником происхождения. Моча идет из почки, а мысль идет из мозга. Такая точка зрения претерпела довольно скучные изменения, не хочется о них говорить, это всё очень банально. Моча идет из почки, мысль идет из мозга, что тут обсуждать? Обсуждать, между тем, есть что. Почему появляется Церковь? С какой стати она вообще высказывает позицию по вопросам, связанным с наукой, со знанием? Американский фантаст Клиффорд Саймак написал роман, который называется "Проект "Ватикан", в романе благочестивые роботы принимают решение создать религиозное государство. Во главе будет стоять суперкомпьютер, он не ошибается, он будет знать добро и зло алгебраически, в его память будут заключены все известные и неизвестные случаи правильных и неправильных выборов. Проект реализуется с ошибками и огрехами и в итоге не пошел, потому что искусственный интеллект оказался не в состоянии включить в себя всё многообразие человеческих отношений. Наверное, стоит подумать об этом многообразии человеческих отношений. Мы правда считаем, что мысль как моча? Может, мы тоньше о себе думаем? Кто главный герой "Мертвых душ"? Чичиков. Во что одет Чичиков? Цвет его наряда брусничный с искрой. Какому современному цвету отвечает? Зеленому. Брусничный с искрой — это цвет брусничного листа. Современникам Гоголя всё было ясно. Чичиков, если перевести его в современную сценографию, был бы в зеленом пиджаке. Почему я привел этот пример? Потому что очень много предрассудковых, неверных, ошибочных идей, которые будто бы ставят точку в вопросе, который только начинает разворачиваться. Мы очень ограничены в понимании того, что происходит, и если вы культурологи всерьез, а не просто косите от армии, то вы должны вбирать в свою оценку максимум точек зрения. Вы не должны вестись на доминирующую точку зрения. А доминирующая точка зрения применительно к тематике религии и науки, религии и биоэтики, религии и искусственного интеллекта сегодня состоит в том, что религии там нечего делать, и попы не должны лезть туда со своими грязными руками. Ничего подобного! Гуманизм, основа человеческого бытия, сочувствие человеку, сострадание к человеку, понимание человека не просто как совокупности почек и мозга — это очень тонкая способность. Если вы эту способность обретаете, то обретаете и способность оценить причины и содержание религиозного послания науке».

Священник пожелал гуманитариям быть честными. Отвечая на один из вопросов студентов, отец Александр сказал, что уважает атеизм, если это продуманная и глубокая позиция: «Если бы я хотел заработать у вас пропагандистские очки, я бы сказал цитатой: "Сказал безумец в сердце своем: нет Бога". Но я так делать не буду. Атеизм, если это честная позиция, работает на Бога, потому что в атеизме такое количество ошибок и изъянов, что вы невольно от размышлений по поводу позиций атеизма, перейдете к вере в Бога. Если это не происходит — не беда, с моей точки зрения, это некое стадиальное отставание, но всякое бывает. У кого-то волосы не растут, у кого-то хорошо растут, это эпифеноменальные проявления. Всерьез говоря, честный атеизм — это хороший повод верующим людям консолидировать свое размышление. У моего любимого Иосифа Бродского есть замечательные критические строки:

«Входит некто православный, говорит: "Теперь я — главный".

У меня в душе Жар-птица и тоска по государю.

Дайте мне перекреститься, а не то — в лицо ударю».

Мы очень часто себя не заставляем думать, почему мы верим в Бога, каковы наши аргументы. А чем ты вообще хороший-то? Что ты можешь сказать неверующим? Я знаю много людей неверующих, но они лучше меня, намного лучше, и мне бывает стыдно с ними встречаться, но я стараюсь стать лучше, чем они, это меня внутренне стимулирует. Агностицизм не существует, в этом я абсолютно уверен, это удел девочек ВКонтакте: вероисповедание — агностицизм, личные отношения — всё сложно. Это же смешно! У тебя пол есть? Либо мужской, либо женский, ты же не пишешь, что всё очень сложно. Так же и тут, ты либо веришь, либо не веришь. Не вижу ничего дурного в том, чтобы признаться, что ты не веришь в Бога, лишь бы это было качественным неверием, ибо тогда есть почва для диалога. Вот, некоторые из вас сейчас думают: зачем нам позвали священника, мы это время могли посвятить более приятным делам. Но вы должны признать, что я вам ничего не навязываю, основа нашего разговора — это попытка понять друг друга. Мы все граждане одной страны, мы все мужчины и женщины под Богом, в Писании сказано: "Солнце светит на добрых и злых, и дождь проливает свои струи на тех и других", мы с вами те и другие, давайте учиться уважительному доброму человеческому диалогу».

Столичный гость посоветовал юношам и девушкам читать умные книги, слушать умных людей и смотреть на себя реально, то есть не зазнаваться: «Мне к 50, и я могу позволить себе зазнаваться, потому что я знаю, что если я через пять минут умру, у меня готов отчет по моей жизни, у вас пока отчет по вашей жизни не готов, и слава Богу, но вы должны его наполнять содержанием, и оно может состоять среди прочего в том, чтобы проявлять безотчетное сострадание, не думая, кто и как, где и когда вас за это поблагодарит. Что может делать первокурсник? Может делать себя лучше. Я вспоминаю себя на первом курсе, это был 1990 год, я слушал умных людей и составил список литературы на всю жизнь. Я вижу, что он необъятен, я не успею дочитать, у меня бывают, как принято говорить в вашей цивилизации, панические атаки, то есть, попросту говоря, идиотские выхлесты, связанные со страхами, но я стараюсь читать то, что нужно прочитать. Что считается мерой интеллигентности сейчас? Что читают? Читается нечто маркирующее. Как мы определим, мы солидные люди, мы в одну школу ходим, мы культурные? Достаточно назвать несколько имен, не читая их, естественно: Мураками, Коэльо и прочая билиберда. У меня был один товарищ из Дагестана, он очень плохо говорил по-русски, я спросил, учит ли он русский, а он хотел сразу пройти в интеллигентные люди, минуя промежуточные фазы. "Баха я читаю", — сказал мне он. Читал он "Чайку по имени Ливингстон", прочитал и я, и понял, почему он это читал: потому что легко и просто. А надо читать то, что сложно. Если мы с вами плохо пишем по-русски, мы плохо думаем по-русски, значит, нам нечего сказать, и значит, нам незачем заниматься наукой, мы сможем только статейки пописывать. Я веду некоторых студентов, они пишут работы, но им нечего сказать, им нужно 60 страниц и 50 источников, и они пишут, но это ужасно, потому что сказать всё, что нужно, можно и в пяти страницах. Если вы хотите получить серьезный результат сегодняшней встречи, надо сделать то, что делают в литературном институте, и это очень полезно, чем бы вы ни занимались. Есть Салтыков-Щедрин. Часть из вас не знает, кто это, некоторые думают, что он сатирик, а я вам скажу, что это великий русский трагический писатель. Возьмите "Господа Головлевы", это великое русское трагическое литературное произведение, а потом возьмите десять страниц этого текста и без всяких рассуждений, без всяких эссе в духе "Что я думаю о "Господах Головлевых" (да какая разница, что вы думаете о них!), просто перепишите. Вы станете намного лучше думать, размышлять, писать, у вас повысится грамотность».

Священник обратил внимание аудитории на добродетель сострадания. «Мы любим слово эмпатия, но есть прекрасное русское слово сострадание, — продолжил отец Александр. — Вы сострадаете кому-то кроме кошечек и собачек? Вы сострадаете тем, кто вам не нравится? Быть человеком сострадания означает только одно, и об этом нам твердо и ясно рассказывает Евангелие: не надеясь ни на какую помощь и поддержку, помогать тому, кто никогда тебе не скажет спасибо. Это — настоящая эмпатия. Многие ли из нас способны на такую эмпатию? Если вы думаете, проявить ли эмпатию, или не проявить, то вы сферический конь в вакууме, вы просто глупый человек. Потому что эмпатия проявляется сама по себе, а не тогда, когда вы об этом думаете. Евангелие говорит нам о случае, когда ко Христу подошла проститутка, и Он ее принял. К Нему подошла женщина кровоточивая, больная, у которой всю жизнь текла кровь, она прикоснулась к Его одежде, и Он в огромной толпе сказал, что почувствовал, что кто-то Его коснулся. Он не думал, проявить ли эмпатию, Он дал помощь кровоточивой женщине. Когда вы хотите проявить сострадание, это то немногое, чем вы ценны. Проявляйте сострадание максимально широко, а Господь потом разберется, по отношению к тем ли людям вы его проявили».

Продолжая тему сострадания и отвечая на один из вопросов, протоиерей Александр затронул тему отношения к абортам: «Женщина, подвергшаяся изнасилованию, может ли и должна ли сделать аборт? Изнасилования в основном происходят сейчас не со стороны неизвестных людей. Напились пара ребят: давай! Не хочу! Сейчас захочешь! Девушка беременна, парень в кусты, потом он приходит и говорит: "Мама просила передать тебе пять тысяч на аборт". Смотрите фильм "Москва слезам не верит", там это в подробностях. А девушка этого парня ненавидит. Возможно, она к нему хорошо относилась, думала, что они будут вместе, может даже любила его. Но как быть после изнасилования? Я думаю, что помимо нормативности есть сострадание, и никто не может и не должен осудить человека, принимающего решение в критической ситуации. Давайте усилим эту ситуацию: изнасиловали монахиню, сколько угодно таких случаев, например, где-нибудь в Никарагуа. Она всю жизнь посвятила тому, чтобы быть монашкой. И что ей теперь делать? Ей скажут рожать ребенка? У католиков есть позиция по этому вопросу, они считают, что в таком случае женщина имеет право сделать аборт. В Русской Церкви дискуссия на эту тему только разворачивается, поэтому я высказываю лишь свое частное мнение, свою личную точку зрения. Она состоит в том, что если мы окажемся в состоянии сострадать жертве, а жертва — это изнасилованная женщина, то мы будем в состоянии принять итог выбора жертвы».

Священник поразмышлял о величии и нищете человеческого духа: «Один человек умирал от онкологического заболевания, он сгорел за две недели от рака поджелудочной железы, который очень трудно диагностируем, и у него нет манифестаций. То есть когда пациент начинает чувствовать боль, ему осталось жить не больше месяца, а до этого он ничего подозрительного не чувствовал. Этот человек был умнее, ярче и талантливее меня. Он попросил поисповедовать и причастить его. Я пришел к нему домой, он — тучный Гаргантюа — лежал на маленьком диванчике, он весь усох. Он страшно мучился, потому что при этой разновидности рака очень сильные боли. Мы говорили, и он благодарил Бога, говорил, как хорошо, что он любит свою женщину, вспоминал, что было хорошее в его жизни, какие прекрасные были встречи. Я никогда до этого не встречал человека такой огромной внутренней силы. Друзья мои, запомните, что вопрос упирается не в то, где ваша немощь, а в то, где ваша сила. У меня есть много дурных привычек и плохого вкуса. Например, я люблю Иосифа Кобзона, я в восторге от него. Когда ему было 80 лет, я пошел на его концерт в Кремле. Концерт был запланирован на два отделения, каждое из которых по часу. Было видно, что Иосиф уже умирал, часть песен пел сидя, а во втором отделении он сказал: "Многие из вас хотят подарить мне цветы. Не дарите, потому что это сократит время нашего общения, а у меня не очень много сил. Мы с вами, скорее всего, больше не увидимся, поэтому я буду петь, а вы передавайте записки, пишите, что бы вы хотели услышать, и я спою". И он пел. Пел пять часов вместо запланированных двух. И весь зал его слушал. Это то, что мы называем достоинством. Вы можете плохо относиться к Кобзону, можете смеяться над его песнями, можете считать, что он всё получил от власти. Да, всё получил, вы абсолютно правы. Но у него было то, чего нет у многих из нас, — достоинство. Это великое дело».

(по материалам Архангельской епархии)