Вечера в казарме близ Наро-Фоминска. Из автобиографической повести «Гвардии Черток»

<!-- [if gte mso 9]>

И дальше припев:

Лица жёлтые над дивизией кружатся,

С тихим шорохом под сапоги ложатся.

И от дембеля не спрятаться, не скрыться...

Эй, салаги, расскажите, что вам снится?

Ефрейтор Комов терзает струны гитары. Ему вот-вот на дембель. Обидно, наш мотоциклист-разведчик единственный, кто может что-то толковое изобразить на самом доступном солдатском инструменте. Главное достоинство - он на слух легко подбирает любой напетый мотив, причём корректируя голосовые огрехи вокалиста. Правда, этот его талант давно не востребован, все ему уже напели всё, что знали, почти ничего не прижилось. В постоянный репертуар попал классический дембельско-подъездный набор: «Беру свой чемодан», «В солдатских цинковых гробах», «Напишет ротный писарь бумагу», «До свидания, кусок» и тому подобное.

Я пытался это поломать, воспитывать в сослуживцах прекрасное. Приглашал на вечерние посиделки Серёгина, героически сохранившего в отбитых Таповской учебкой мозгах репертуар лучших советских бардов. Не пошло. Вежливо послушали, но откровенно позёвывали. Потом незлобиво интересовались:

- И откуда у вас, молодых, тоска такая? Нам, дедушкам, и то рвануть песняка хочется, а тут сплошной плач Ярославля.

- Это Окуджава..!

- Так и знали, что чёрт нерусский.

Нет, тут лучше не обострять...

Знаете, почему над дивизией кружились именно «лица жёлтые»? Конец 70-х - тот недолгий период, когда самым вероятным противником у СССР стал Китай, а не США. С Америкой тогда мы почти дружили, чуть ли не взасос целовались вместе с Брежневым. Пекин же территориально хамил Вьетнаму, главному стратегическому и идейному партнёру на том конце нашей огромной страны. Поговаривали, за это даже перепало маленькому Коле Китайцу, каптёрщику рембата. Коля был знаменит тем, что в его военном билете стояла пустой графа «Отчество». Просто Николай Иванов, уроженец Хабаровска, национальность - китаец, полная безотцовщина. Ходила неподтверждённая, но и не опровергнутая, версия, что имя Колиного папы звучит по-русски совсем непечатно. Многие не верили - «как так?», спорили с ушлыми рембатовскими слесарями, а потом бежали в «чепок» за проставой. Парни в промазученных спецовках, почти поголовно бывшие колхозные механизаторы, трескали пирожки с кефиром и прикидывали, как бы забрать Китайца к себе в село - проблема с выпивкой была бы решена раз и навсегда. Каковы патриоты - надавать по ушам своему кормильцу-поильцу! Впрочем, мелкий, но злопамятный каптёрщик тоже в долгу не остался, все его обидчики увольнялись в запас в парадках, над которыми ржала вся дивизия.  Всё кончилось с вводом наших войск в Афганистан, Америка вышла на первый план по злонамеренности, Китай же начал перестраиваться и снова стал почти хорошим. Только Коля Китаец ещё раньше отбыл на свою хабаровскую малую родину с разбуженными националистическими настроениями.

Но это будет зимой 79-го. Пока же стоит осень 78-го. Поэтому, когда в воскресенье нас усаживают смотреть «Служу Советскому Союзу» (в армейском просторечии «В гостях у сказки»), где в одном из сюжетов покажут потешные учения китайских милитаристов-ревизионистов, рядом обязательно найдётся офицер, который сурово скажет: «Харэ ржать, воины, смотрите внимательнее, вам с ними ещё воевать». А мы и не против, в наших солдатских задах ещё юношеская романтика не отыграла. Только прикажите...

Нет приказа. Вернее, есть, но другой - об очередном призыве на действительную военную службу. Многие его вырежут и аккуратно наклеят на последнюю страницу дембелевского альбома, в конце сентября газеты с этой публикацией идут в дивизии по пятёрке. Почти в двести раз выше номинала, любой Конан-Дойль сдохнет от зависти. Уже отсвистели ремни, отстучали по попам кому шесть, кому двенадцать раз - из салаг переводят в молодые, из молодых в черпак. И по моей тоже, хоть и сержант. Кого сие волнует, традиция...

Ефрейтор Комов уже запел про перрон, на котором девчонка два года ждала солдата. В такое мало кто верит, но все поют. У Комова девчонки нет, в этом он сам как-то признался. Точнее, постоянной, той, что обещала ждать. На словах же он «покрыл» весь свой густонаселённой район Брянской области. Причём у всех своих пассий был исключительно первый и неповторимый. Впрочем, их таких деревенских быков-производителей в любой казарме через одного. Вот этот психологический момент я никак не мог постичь. Для наших хлеборобов «сломать целку» всё равно, что медаль за доблесть получить, по их рассказам, делали это после каждых танцев. Но жениться - только на девственнице.

- Где ж такую взять, - спрашиваю, - если сам рассказывал, что на своей улице всех огулял?

- Ну... так... у нас соседних деревень много.

- Так и там такие же «взломщики» подрастают.

- А я свой хрен на помойке не нашёл, чтобы после кого-то лазить. Это у вас, мАсквачей...

Ну вот, опять на грубость нарывается!  

Очень быстро мне стало понятно, что эти любители женской «цельности» состоят из тех, кто даже о физиологии противоположного пола имеет самое слабое представление. Но и среди тех, кто уже отведал «запретного плода», были, как романтики, так и материалисты. И дело совсем не в географии рождения, а в нравах той или иной местности. Несколько призывников из-под Орла рассказывали, как сами на косьбе устраивали свальный грех с доярками. Я специально задавал наводящие вопросы и готов засвидетельствовать - в теории такое познать нельзя, только на практике. И это в классической советской глубинке, где чёрно-белый телик не каждый день программу «Время» ловит. Так-то, а вы говорите - «капитализм, Гамбург, Риппербан...»...

Но сколько же судеб, сколько сюжетов проходит перед моими глазами каждый армейский день! Вот санинструктор Гусев, или «доктор Гусман», интеллигентный сын интеллигентных родителей из Калуги. Настолько интеллигентный, что начинает заикаться, когда вынужден, исходя из боевой обстановки, произносить известное слово из трёх букв. Почти не пьёт, по крайней мере, сам пьянок не провоцирует, а когда мы всем миром упрашиваем его принять стакан по какому-нибудь значимому событию, рдеет стыдливым румянцем. Потенциальный залётчик, одним своим видом всех заложит, хоть вообще не наливай.

А ведь за спиной у Гуся... Он пришёл к нам в сентябре, совсем неурочный месяц. В Кантемировку его перевели из родной Калуги, где выпускнику медучилища попёрло попасть фельдшером в женскую исправительную колонию (как я понимаю, не без блата). Скажите, зачем это счастье выпало Вове, который был девственником не только в физиологическом, но и морально-нравственном отношении?

Тем не менее, попал - служи. Что Гусь и делал, ежедневно заглядывая туда, о чём до этого читал только в учебнике по анатомии. А ещё он был безнадёжно влюблен в актрису Таню Друбич, с того момента, как записался в массовку кинокартины «Сто дней после детства», снимавшейся где-то в их краях. Вернее, тогда она ему просто понравилась, любовь настигла, когда увидел её на экране. Короче, полный набор пионера-мечтателя.

И Вова дослужился, ибо любая халява очень часто оборачивается к своему потребителю обратной стороной. Однажды совпало сразу несколько обстоятельств. Первое - в медсанчасти колонии проводился косметический ремонт, как раз дошла очередь до смотрового кабинета, и Гусю было приказано закончить приём ударно-поточным методом. Второе - на приём к нему привели сразу трёх блатных бикс категории «оторви да выбрось». Третье - сопровождал этих оторв конвоир нерусской национальности, пребывающий в перманентной тоске по родным степям и плохо ориентирующийся в уставе и пространстве. Все три фактора шалавы моментально сложили в своих буйных головах, перемигнулись и приступили к действию. Начали с того, что сыграли оболганную судом невинность - отказались оголяться при «не враче», так как у всех троих жгло, чесалось и свербило там, «куда мальчикам нельзя». И наш олух повёлся, попросил степняка минут 10 покурить вне кабинета. А он только и рад, сходу забыл устав конвойной службы, запрещающий отлучаться от подопечных даже на минуту. А дальше было дело техники - дверь в кабинет моментально оказалась заблокирована, нижняя половина Гуся, распятого на кушетке трудовыми руками бывших выпускниц спец-ПТУ, разоблачена, эрегирована с помощью бинта, и... В общем, произошло не так часто встречающееся в следственной практике групповое изнасилование лицами слабого полу лица сильного пола. Продолжалась вакханалия минут двадцать, пока конвойный сообразил, что «что-то не правильно».

Всё это я прочитал в личном деле Гуся, после того, как замполит Цымбал посоветовал за ним присматривать. В смысле, чтобы своих не перестрелял и сам не вздёрнулся, а то потом не отпишешься. Конечно, меня очень интересовали интимные подробности инцидента - вся ли тройка успела отдублиться, имели ли место с их стороны оральный секс, и успел ли кончить сам? Но Вова молчал, а я - интеллигент или где?.. 

Забегая вперёд скажу, у Володи Гусева жизнь сложилась удачно - карьера, жена, дети, отдых за границей. И скромности в нём явно поубавилось, уж и не знаю, хорошо ли это. Вот только поседел он раньше срока...

...А тут незаметно подошло время вечерней проверки. Ещё летом я дёргался, строил по центральному проходу тех, кто строился, проводил перекличку, с серьёзной миной на лице делал какие-то замечания. Только ёрничество моё всё равно вылезало наружу, солдаты-первогодки лыбились, хотя и подыгрывали, чётко отвечая «виноват, товарищ, сержант, есть исправить!». Да кто когда видел, чтобы в армии кто-то что-то исправлял?! Как течёт, так и течёт...

Теперь я «черпак», могу спокойно лежать на койке и слушать Комова. Черток-черпак... по-моему звучит? Солдат же (салаг и молодых) строят два прибывших из учебки сержанта, Сенькин и Самойлов. Сержанты, кстати, общевойсковые, без конкретной специализации, специально обученные гонять личный состав неизвестно куда и непонятно зачем. Сенькин попроще, с неправильными ударениями типа «команда бЫла», но честный и старательный. Самойлов более обтёсанный, хитрее и явно подлее, пришёл уже с тремя лычками. Пытался шестерить «старикам», но не лично, подчинённых заставлял. За что сам отправился «на очко», у водолазов такие штучки не проходят. У нас вообще всё более искренно, специфика службы. Начнешь кого-то не по делу прессовать, а потом на спуске что-то с воздушным шлангом случится. Что самое обидное, в тот момент, когда именно ты под водой. Доказывайте, расследуйте... само начальство замнёт для ясности. Но провокаций Самойлова мы не боялись, ему на спусках делать нечего. Хотя злобу затаил сразу на всех - все три этажа казармы бегали смотреть, как целый сержант доводит бритвенным лезвием унитаз до блеска. Унитаз, кстати, не тот, что у вас в квартире, а старой конструкции, не на который садишься, а над которым присаживаешься, как орёл на горную вершину. Он раза в два больше будет, труда немеряного. И ходят в него по 200 человек за день. Вот и представьте. Когда мы уйдём, новоиспечённые «черпаки», которые сегодня салаги, так наваляют «отцу Советской Армии» Фокину, что дело не дойдёт до трибунала лишь потому, что дивизионное начальство испугается групповщины. Бить будут именно за подлость натуры, «ветеранства» в нашем взводе почти нет. Но это будет потом...  

- Ямашкин! - раздаётся грозный рык Сенькина, у которого даже в букву «я» отчётливо пролезают интонации «о».

- Я!

- Головка от х  ... противогаза! - моя придумка, чтобы мата было поменьше хотя бы на уставных мероприятиях. - Боец, почему не броишься?

- Товарищ сержант, у меня бритвы нет, кто-то спи... взял.

- А меня это не е... колышет, я спрашиваю - почему не броишься?!     

Этот диалог повторяется у них из вечера в вечер. Такой же ритуал, как и речитатив после отбоя: «Дембель стал на день короче, старикам спокойной ночи». Впрочем, в таких отношениях сержанта с рядовым есть что-то наставническое, почти отеческое. Они друг друга стоят. Сенькин тупой, но хороший. Ямашкин хороший, тупой и очень сильный. О последнем его качестве я как-нибудь ещё расскажу...

А Комов уже перешёл к «Песне осенних дембелей»:

Вот сентябрь и октябрь прошёл,

Я ботинки себе нашёл,

И ремень с молодого снял,

Он стонал, но отдал...

Всё равно в ноябре домой,

Кто-то будет служить другой,

Слушать ротного старшину

Нам уже ни к чему. (поётся на мотив песни Высоцкого «Если друг оказался вдруг»)

Нет, в развед-водолазном взводе никто ни у кого ничего не отнимает. У нас, как у гвардейцев, и ремни кожаные, и сапоги юфтевые. Мало того, некоторые уходят домой в гражданке, как я, например. И с дембельскими альбомами тоже не слишком заморачиваются. Это для бездельников. А у нас зимние спуски. Иногда с разминированием. Например, где-нибудь неподалёку (в масштабах военного округа) произошёл несанкционированный взрыв на реке. Если не тротилом рыбу глушили, значит, дрянь, оставшаяся с войны в воде, сдетонировала. Вызывают нас, мы этот участок дна прочёсываем. Что находим - поднимаем, по мере способностей обезвреживаем или вызываем сапёров-наземников. Почему нельзя постоянно брать их с собой на спуски, для меня навсегда осталось загадкой. Не положено. «С какой целью интересуетесь, сержант? Ах, больше нет вопросов?..». Точка.

Много вокруг нас непонятного. Например, должность нашего менестреля Комова - «старший мотоциклист-разведчик». По штатному расписанию ему предписано «разведывать места будущих погружений». Этакий моторизованный былинный богатырь выезжает на живописный косогор, привстаёт в седле и, приложив руку козырьком ко лбу, озирает окрестности. Если что не так, то по газам. Бред? Командованию так не кажется.

Но Комову и его железному коню применение найдено. Тем более что ещё один просто мотоциклист-разведчик у нас есть, а вот прав на вождение у него нет. И в армии их получить практически нереально, такие времена. Да и второй «Урал» с коляской последний раз заводился ещё при маршале Гречко. Стоит себе в боксе, ветошью прикрытый. Он никого не трогает, и его соответственно тоже. Вот если завтра война... но это «если».

Короче, у Комова ответственное задание - «если что» разыскивать командира нашего взвода капитана Горина и доставлять в расположение части. Ясен пень, самый завалящий «козлик» взводному не положен из-за незначительности должности, но  зато коляска имеется, есть куда загрузить тело. Одно плохо. Тело это частенько бывает бездыханным, точнее, почти всегда, а к мотоциклетной коляске крыша не предусмотрена. Поэтому весь военный городок Кантемировки частенько любуется, какого красавца и в каком виде мы домой доставляем. Ему - по фиг, жене его - тоже (потому что давно ушла), нам - стыдно. Ищем его в случае проверки, тревоги, вызова на разминирование и прочих досадных неудобств. Находим командира у его же баб, есть целый список. В штаб или расположение взвода не везём. Ибо бесполезно.

Удивляетесь, что кто-то привечает такое? Тут есть важный нюанс. Алкоголик гвардии капитан Горин - герой, в мирное время получивший три ордена «Красной звезды». Никто, кроме особистов, ничего толком не знает о его подвигах. Ходят неопределённые слухи то про командировки во Вьетнам, то в Африку, но не более. Сам Горин молчит, даже когда вусмерть, что добавляет ему загадочности. Ордена носит исключительно на заблёванном гражданском пиджаке, на форменном кителе - только планки, на которые знающие люди посматривают с большим уважением. Что-то знает про него и комдив, осекая всех критиков. Горин из тех капитанов, которым дают майора вместе с приказом об увольнении в запас. Но не факт, что он до этого доживет, печень человеческая не из железа выкована. Когда я пришёл во взвод, командиру было всего 34. Или целых 34, это как рассуждать. Дожив до его лет, я часто смотрелся в зеркало и даже с большого бодуна видел там человека значительно моложе тогдашнего капитана Горина. Но без орденов. А это много значит.

Я частенько езжу с Комовым «в розыск». Во-первых, провериться, во-вторых, помочь грузить отяжелённое алкоголем и героическим прошлым тело. Горинские дамы, как правило, крестят его на дорожку, а заодно и нас. Ему - помогает. Нам - не всегда...

Случилось это осенью, в самую слякоть. Мы с Комовым доставили командирское тело к нему домой, водрузили на ложе, и на прикроватной тумбочке прижали банкой с утренней похметологической водой записку о том, что через два дня в дивизию с инспекцией приезжает главный инженер-сапер Московского военного округа с прикольной фамилией Безатосов. Вследствие чего капитану Горину надлежит срочно приходить в себя в соответствии со штатным расписанием. Короче, стандартная хрень.

Военный автотранспорт, даже трёхколёсный, в ночное время надлежит сохранять в охраняемом парке в отапливаемом боксе. Куда мы и двинули. Тут самое время уточнить, что нашему взводу из каких-то тактических соображений выделили место для хранения техники не в парке отдельного сапёрного батальона, к которому мы имели непосредственное отношение, а в боксах 47 танкового полка, к которому мы никакого отношения не имели. Или это такая стратегия - окончательно запутать нелогичностью деяний разведку вероятного противника? Если честно, я так до конца и не понял.  

До парка мы добрались к часу ночи. Долго и нецензурно орали на дверь караульного помещения, чтобы нам открыли ворота. Сонное мурло с эмблемами танкиста, что-то тявкая в ответ, распахнуло створки этого сомнительно пахнущего «Сезама». А если наряд поголовно спит, это о чём говорит? Говорит об очередном провале очередного эксперимента по борьбе с «дедовщиной». Идея замполита дивизии полковника Цымбала (я к нему не раз буду возвращаться в своём повествовании). Выпускник истфака Киевского университета, добровольно ушедший с гражданки в войска по последнему сталинскому призыву, решил бороться с неуставными отношениями самым логичным на первый взгляд образом - дезавуировать причину таких отношений. На практике это означало формировать подразделения из бойцов одного призыва.

За опытный образец был взят образцовый 47 танковый полк, где по велению замполита появились батальоны «молодых», «черпаков» и «отцов». И полк очень быстро... перестал быть образцовым. Если в других подразделениях половина личного состава вкалывала за себя и того парня, пока «те парни», послужившие своё, известным местом груши околачивали, то теперь все сто процентов бойцов, начиная с подъёма, были озабочены исключительно тем, в какую щель забиться, чтобы поспать до обеда, а то и до ужина. От этого страдало всё, от боевой подготовки и состояния техники до чистоты (пардон!) сортира, уже через неделю превратившегося в натуральную парашу. И никуда от этого не деться - некому посылать «на очко», некому и исполнять, ибо лычки на погонах ничего в советской армии не значат.

Короче, эксперимент по выживанию отдельных недостатков быстро сдулся и дышал на ладан. Нас же угораздило попасть на самый его финал. И он мог закончиться настоящей трагедией. Ибо опыты проводились исключительно со сроком службы его участников, но никак не с их национальной принадлежностью.

Тут опять надо объясниться. Несмотря на всю многонациональность нашей армии в целом, Гвардейская танковая Кантемировская дивизия относилась к элитным частям в рабоче-крестьянском понимании этого термина. Кроме формы п/ш, кожаных ремней и юфтевых сапог, это касалось и кадровой политики - сюда старались брать поменьше лиц неславянской национальности. Вы, например, в курсе, что в Кремлёвской роте почётного карауле таких лиц в принципе не было (и нет)? Вот вам и пресловутая «семья братских народов»...

Но есть специфика армейских специальностей. Так уж повелось, что за рычагами советских танков в основном сидели призывники из азиатских республик. Одна из причин - их небольшой рост и умеренный вес, в старых моделях это имело немаловажное значение. То есть, в каждом танковом батальоне служил минимум десяток детей степей, гор и пустынь. Они были в меньшинстве, со знанием титульного языка у многих проблемы, и даже в условиях навязанной замполитом демократии их службу «мёдом» не назовёшь. Если появится в армейских буднях танкистов неприятная дыра, будьте уверены, её заткнут именно такими воинами.

На что мы с Комовым и нарвались. Мы так и не узнали, какой национальности боец маялся в ту ночь на холодной осенней улице в обнимку с автоматом. Мы даже толком его не разглядели. Только услышали, когда в темноте, глухо матерясь, открывали висячий замок бокса, испуганный голос с иностранным акцентом:

- Стой, чья идёт?!

На что мы синхронно выдали старый, как сама армия, пароль:

- А не пошёл бы ты нах?!

...и со спокойным сердцем ждали такой же стандартный отзыв - «нах ваши мамки хороши». Но вместо этого услышали лязг передёргиваемого автоматного затвора, крик на грани истерики:

- Стоять, кутахи-бахи, стрелять буду!»...

...и веер пуль над нашими головами. Надо сказать, что непосредственно в армии ни меня, ни Комова не учили, как поступать в ситуации, когда в тебя лупят с двадцати метров из «калаша». Но кино-то мы оба смотрели. Поэтому синхронно и грамотно рухнули в вечную осеннюю грязь при въезде в бокс, максимально в неё вдавившись, прикрываясь такими хлипкими и ненадёжными боками мотоцикла марки «Урал» с коляской».

На очередь из парковой караулки вылетели коллеги «стрелка-автоматчика» с резонным к нему вопросом:

- Ты охренел, му...о?!

На что получили свою порцию свинца над головами, захлопнулись и больше с дурацкими вопросами не приставали. Мы же остались в центре событий...

Кто не в курсе, ёмкость рожка автомата АК-47 30 патронов, скорострельность 11 выстрелов в секунду. Но это, когда читаешь инструкцию по пользованию. Для нас с Комовым эти секунды обернулись часами. Как хорошо, что тот урюк не догадался поменять автоматный рожок. Он поступил проще, монотонно крича что-то на языке степей, пустынь и гор, пошёл на нас в штыковую атаку. Это был стандартный маломерный механик-водитель танка, поэтому скрутить его не составило большого труда. Даже ногами пинать не стали, нас для этого слишком трясло. И тем из караулки не дали. Сами виноваты, довели малыша.

Потом было разбирательство, максимально закрытое. Выяснилось, что караульный, чью фамилию я не так и не запомнил по причине большого количества гласных букв, из всего устава, прочитанного ему на неродном для него языке, хорошо уяснил лишь один пункт - в случае, если ты в наряде убьёшь нарушителя, то можешь рассчитывать на отпуск с посещением родного дома. Вот он и старался, зарабатывая на нас дорогу в свой аул. То, что перед открытием огня не вредно дать предупредительный выстрел вверх и подождать реакции хотя бы с пяток секунд, этот потомок басмачей пропустил мимо своих приплюснутых ушей. За что и отправился на 10 суток, но на гаупвахту. Под кровожадное обещание своих же прямых командиров гноить бедолагу в нарядах и караулах до конца его службы. И где, спрашивается, логика? Такому лихому даже штык-нож на ремень вешать опасно...

Справедливости ради надо уточнить - пункт об отпуске за убийство на посту не прописан в Уставе караульной службы. Но об этом знают все начкары, что не преминут напомнить при каждом разводе, это повышает их начкаровскую самооценку. Иногда их хвастовство действительно оборачивается трагедией...

По дивизии ходила история об одном гнусном кренделе. Возможно, это легенда в стиле horror, но смахивает на правду. Короче, у одного мотострелка завелась пассия в деревне, стоящей аккурат бочком к дивизионному полигону. Я о ней уже упоминал в прошлой главе («За голубыми воротами» - http://rusnord.ru/2012/1/30821), на солдатском слэнге она проходила под кодовым названием «Финляндия». Чувства у девушки были серьёзные, даже понесла от паразита. Но у того после армии были свои планы, он почему-то считал, что для официальных отношений его «женилка» ещё не выросла. Вот и решил одним махом развязаться с обузой, а заодно и родину посетить. Позвал подругу для решающего разговора в парк, когда сам  был в карауле, время специально подгадал. Девушка только перелезла через забор, как подонок всадил в неё три пули. Причём по всем правилам караульной службы, с командами и предупредительными выстрелами в воздух. Небось, шуршание отпускного листа в кармане ощущал, нелюдь.

Вычислили его быстро. Во-первых, все положенные «стой - кто идёт - стрелять буду» он выпалил без задержки, а предупредительный выстрел и на поражение слились в одну очередь. Во-вторых, при девушке был обнаружен пакет с бутылкой сладкого вина и соответствующей моменту закуской, тот ещё «набор диверсанта». И главное, этот чёртов Казанова оказался большим треплом, вся рота знала о его амурных победах. В итоге вместо отпуска заработал «вышку». Ни секундочки не жалко...

...Между тем Комов дошёл до «Песни майских дембелей»:

Тихо замерло всё на рассвете,

И в казарме давно уже спят,

Только бродит подвыпивший где-то

В самовольной отлучке солдат.

Это значит, что скоро отбой. Для салаг и молодых. Ну, а «старики» - черпаки-отцы-дедушки - будут принимать на грудь. Где достаём и, главное, на что? О, это отдельная тема для отдельного разговора...

 

Леонид Черток, ДМБ-79  

   

 

<!-- [if gte mso 9]> Normal 0 false false false RU X-NONE X-NONE <!-- [if gte mso 9]> <!-- [if gte mso 10]> /* Style Definitions */ table.MsoNormalTable {mso-style-name:"Обычная таблица"; mso-tstyle-rowband-size:0; mso-tstyle-colband-size:0; mso-style-noshow:yes; mso-style-priority:99; mso-style-parent:""; mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt; mso-para-margin-top:0cm; mso-para-margin-right:0cm; mso-para-margin-bottom:10.0pt; mso-para-margin-left:0cm; line-height:115%; mso-pagination:widow-orphan; font-size:11.0pt; font-family:"Calibri","sans-serif"; mso-ascii-font-family:Calibri; mso-ascii-theme-font:minor-latin; mso-hansi-font-family:Calibri; mso-hansi-theme-font:minor-latin; mso-fareast-language:EN-US;}