Этим риторическим вопросом начиналась моя рецензия (http://rusnord.ru/2011/2/29948) на предыдущий фильм экс-документалиста с Урала Алексея Федорченко с простоватым названием «Овсянки» (птички-невелички такие, способные налету выклевать глаза неприятному человеку). И потом сам же дал развёрнутый ответ - надо снять так, чтобы иностранный народ взвыл от очередного прилива интереса к загадочной русской душе. Рассказать доступным не всем языком о потомках растворившегося в титульном этносе маленького народца мери, которые по сей день обтираются водкой в двух случаях - перед соитием и после смерти. Об их рыжеволосых сдобных женщинах, не соответствующих современным понятиям не только красоты, но и сексуальности. О суровых с виду мужчинах, готовых рассказать первому встречному в подробностях, как «распечатал все три дырочки» у любимой, но уже покойной жены. А потом сжечь оную на топорищах, купленных в ближайшем сельпо, во славу язычества.
Понятно, что наивный иностранный критик не поймёт скрытого стёба, увидит в «Овсянках» чуть ли не гражданско-художественный подвиг, и за это вручит сметливому творцу «Чёрную жемчужину» - главную награду модного кинофестиваля в Абу-Даби и в довесок 100 тысяч американских долларов. Ну и, как следствие, пропускной билет на престижные кинофорумы, где, если ничего не дадут, то обязательно накормят. Чем не жизнь? Ведь на родине кассовый успех подобным экспериментам с человеческим подсознанием никогда не грозил. Наоборот, обругают «Тарковским недоделанным», а ещё «Тинто Брассом доморощенным». Обидно особенно последнее, ведь секс в «Овсянках» сводится лишь к женской мастурбации, и то на уровне прелюдий.
Но слава имеет свойство стареть, и наградной ручеёк иссякает. Федорченко с соавтором Осокиным выдают новую фольклорную эротику, которую сами же называют «Марийский декамерон». 23 новеллы, связанные между собой намёками на народные предания через половой вопрос. А что, имеет место быть. Это мы, советские пионеры, думали, что фольклор - это всегда хороводы или «во поле берёзка стояла». Но Тарковский как показал нам в «Андрее Рублёве» ночь на Ивана Купалу... долго потом уснуть не могли.
Больше всего новой лентой возмутились этнические марийцы. Прямо пишут - «это оскорбление целого народа, наши женщины исключительного целомудрия». Я побывал в Марий-Эл осенью 88-го года с фильмом «Я в полном порядке» (перестроечная байда о брачном аферисте). Переехали в Йошкар-Олу из Казани в поисках наиболее мрачных советских пейзажей (тогда это было модно). Действительно, город и мне не показался, возможно, из-за слякотной погоды (золотой осени в том году так и не дождались). Но вот местные девушки... вполне отзывчивые и раскованные, если и не разнузданный Запад, то уж точно не пуританский Восток. Хотя аборигенам, конечно, виднее...
Пересказать сюжет даже приблизительно не представляется возможным. Это - народный орнамент как на бухарском ковре, можно любоваться и наслаждаться, не вдаваясь в глубокий смысл рисунка. Долго только на мой вкус, аж час сорок. Да и для наслаждений этим надо иметь особый склад ума... если не психики.
Кое-кто сравнивает «Небесных жён...» Федочренко с хрестоматийными «Тенями забытых предков» гениального Параджанова. Ну, разве что в акцентах, скорее, в фильме больше от Пабло Пазолини, но Пазолини-light. Ряженый приходит с кладбища в семью покойного и рассказывает, что их недавно умерший родственник в могиле завёл любовницу, бросил курить, а гроб его проела медведка. Семейная магия мешается с древними как мир мифами. Почивший дедушка под действием заячьего паштета выпрыгивает из портрета и щупает девок. Для приобретения пышных форм молодухе нужно попросту обтереться тётиным полотенцем, хотя по современных меркам деваха вполне кондиционная, а вот тётке давно пора на липосакцию. Покойнику в гроб кладут можжевеловую ветку, чтобы он ей отгонял собак. Женщины получают доказательство в измене, понюхав причинное место мужа. По местным лесам бродит мужеподобная е-ти с грудями и тоже просит плотской любви. Ну, а марийские Анискины на службу без оберегов не выходят, иначе никакого им спасения от расшалившихся зомби...
Всё эта фантасмагория проходит под достаточно заунывную народную музыку (мне почему-то слышалась волынка). Специально интересовался - задействованы профессиональные актёры, мелькают даже знакомые лица, но снято под итальянский неореализм - люди из толпы.
Я кое-что о марийцах читал. Действительно, у них христианство долго соседствовало с язычеством, дольше, чем у других волжских народов. Сам режиссёр жаловался, что характерную для деревенских фразу «Мой-то пришёл, заломал мне ноги за уши и так отодрал!» пришлось политкорректно перевести как - «Мой любимый положил меня на кровать и любил долго-долго». Тут бы местных филологов поспрашать, да была охота. Чуть не забыл - диалоги в фильме идут на марийском языке с синхронным переводом, стилизованным под видеосалоны конца 80-х. Что ещё больше усиливает впечатление - смотришь что-то не наше. Нет, когда девушка мастурбирует на пригорке при помощи естественного ветра, это как-то можно пережить. Но птица, поселившаяся у дамы в интимном месте, и орущая при приближении мужа на манер автомобильной сигнализации... даже для меня перебор.
Я бы мог написать о связи героев фильма с природным космосом, об их проникновении в мир мёртвых, о том, что секс в естественных условиях всегда свят, и никогда не пошл. Но мне мешают рассказы моих деревенских сослуживцев по армии про такие оргии в стогах, что фантазии Тинто Брасса в сравнении с ними кажутся чем-то «союзмультфильмовским». К тому же и всё остальное будет неправдой.
Уже во втором фильме Алексея Федоренко я чувствую одно - провокацию. Да, талантливо сделанную, представляю, как после показа в Венеции «Овсянок» старине Кветину (Тарантино) самому захотелось рвануть в Кострому на поиски загадочных мери, на себе испытать их сексуальные изыски. А другие что, не люди или денег нет? Интересно было бы узнать, как отразился фестивальный успех «Овсянок» на въездном туризме в Костромскую губернию...
Лично у меня сложилось впечатление, что «Небесные жёны...» сняты для городских лохов. Таких, как известный мульт-попугай Кеша, после трёх дней в деревне авторитетно рассуждавший об озимых и надоях. Да и сам режиссёр (со сценаристом) хорошо, если в детстве пару месяцев поправлялись парным молочком у своих деревенских бабушек. Вот они и показали ТУ деревню, какую хотели бы видеть и знать - добрую, загадочную, хлебосольную, полную бескорыстной любви и мудрёных плотских утех.
Я, например, однажды поинтересовался народными традициями на деревенской свадьбе недалеко от прославленного в песнях Бологое. Неудачно поинтересовался, у местного кузнеца, который тут же дал в морду сидевшему по левую руку трактористу, а потом с пеной у рта доказывал, что так поступали его прапрадеды.
А ещё я понимаю, почему подобная трактовка религиозных тем (к которым вообще надо подходить с особой деликатностью) вызывает восторг именно у западного зрителя. Всё просто - ползучая исламизация Европы приняла такие невиданные масштабы, что там счастливы искать спасение в своих корнях, коими для всех и является язычество. Возьмите хотя бы эпизод с гинекологом, который отправил девочку, страдающую от депрессии, «лечится» при помощи жертвы белого гуся, нетронутого хлеба и свечи, а после того, как сия жертва не была принята, её маманя не растерялась, начав по марийски читать молитву какому - то православному святому. Кто сможет аргументированно ответить - это тонкий стёб или вопиющее невежество автора?
Правда, в фильме есть одно несомненное достоинство - все пересказанные мною сцены не вызывают ни грамма эротического возбуждения, один лишь исследовательский интерес. Но видели бы вы эти тела... короче, не «Мулен-Руж».
В конце хочу пожелать соавторам снять на третий раз... что-нибудь другое. Для разнообразия. А то перед Тинто Брассом неудобно...
Леонид Черток