23-ем февраля навеяло…
«Веселись, юноша, в юности своей». Этой фразой из Экклезиаста начинается самый лучший, на мой взгляд, фильм об армии. Правда, армия эта американская, действие происходит во Вьетнаме. А какая разница? Главный герой фильма (Чарли Шин), студент престижного колледжа, идет на войну, чтобы почувствовать себя мужиком и узнать жизнь. Я тоже ушел с первого курса Историко-архивного, обормот Черток решил, что будущему сценаристу необходим разнообразный жизненный опыт…
Кстати, в отличие от сегодняшних дней, таких, как я, в советских войсках было достаточно много, примерно один из двадцати. Скажу больше, вузовский «поплавок» на солдатской гимнастерке не был редкостью. Но и тогда я и мне подобные нравственной погоды не делали, все были озабочены проблемами собственного выживания.
Я уже не раз писал о том, что в моем взводе водолазов-разведчиков «ветеранство» носило, скорее, обрядовый характер. В наряды мы не ходили, канав «от забора и до обеда» не копали, каждый занимался своим конкретным делом. Но одна традиция была: салаги заправляли койки старослужащим. Став «черпаком», я попытался переломить ситуацию. Меня не поняли даже первогодки! Для них этот ритуал был переходом в новое состояние, типа, КАНДИДАТ в члены Политбюро становится его полноправным ЧЛЕНОМ. И я успокоился, потому что понимал - дальнейшая борьба за равноправие приведет к нарушению общего баланса и душевного равновесия. Та самая пресловутая «система сдержек и противовесов».
В своих письмах к любимой бабушке герой Чарли Шина восхищается новыми друзьями, они представляются ему цветом нации. Друзья эти в основной массе малообразованные негры из южных штатов. Меня бог миловал не только от негров, но и от нацменов, на весь взвод был один повар из Узбекистана. Но белые ровесники из колхозов и провинциальных городков России своими рассказами о мирной жизни вводили бывшего московского студента в состоянии ступора.
У меня в голове не укладывалось, что их жизнью живет огромная страна развитого социализма. Тульский механизатор Вадик Гончаров любил вспоминать, как они с батей дрались оглоблями после каждой пьянки. Как правило, больше всего доставалось миролюбивой маме, она не вылезала из больницы с сотрясениями. И весь взвод кивал, поддакивал, вспоминал подобные истории. Я рассказывал им о своей жизни, о Хемингуэе и Ремарке, о Высоцком и Таганке, об «Араксе» и «Машине времени»…. А меня расспрашивали о колбасе без талонов, удивлялись, что после армии собираюсь опять отпустить волосы. Нас соединяла армия, гражданка разводила по несоприкасающимся углам.
Нашлось место в моей армии и прообразам двух сержантов из «Взвода». Силовику-наставнику, хранителю самых жестких армейских традиций, и просто хорошему парню, не злобному внутри, исполнительному солдату. Их конфликт не доходил до смертоубийства, но мата в каптерке хватало. Я и мне подобные представляли третий распространенный тип: сержант-раздолбай, офицерский пересмешник, пытающийся превратить воинскую службу в забавное приключение.
Знаете, что объединяло все три категории? Постоянная мечта о дембеле. Несмотря на все потуги замполитов, я ни разу не слышал в солдатском кругу разговоров о патриотизме. С первого же дня все отсчитывали 730 солдатских дней, относясь к службе как к неизбежной потере двух лет жизни. У каждого была своя мотивация. Например, в сельской местности девчонкам было западло танцевать в клубе с неслужившим. Вася Симакин из Таганрога мечтал, как после дембеля он разопьёт с отцом бутылку водки, до призыва он считался щенком даже в собственной семье.
Москвичам тоже косить не резон. Было два пути отсрочки: болезнь или работа в «почтовом ящике». «Белый билет» давали в основном по рекомендации психиатра. Это значило поставить жирный крест на дальнейшей карьере. Второй путь тоже имел серьёзные изъяны. Один мой приятель так боялся армейских историй, что до 28 лет просидел в фотолаборатории секретного института на 110 рублях. Когда угроза призыва отпала по возрасту, поступать в институт и искать интересное дело уже не было никакого желания, семью бы прокормить. Зато в армии можно было сделать очень важную вещь — вступить в партию (КПСС), на гражданке интеллигентному человеку это было архисложно. У меня не получилось. Но не жалею.
В перестройку стало модно говорить об армейской «дедовщине». Кстати, если быть точным в терминологии, не «дедовщине», а «отцовщине». «Отец» — это солдат, прослуживший полтора года, именно он представлял основную угрозу для новобранца. «Дедушкой Советской Армии» ты становился с момента подписания приказа до самого увольнения в запас, на месяц-другой, не дольше. Этим небожителям уже ни до чего, все мысли о парадке и дембельском альбоме.
Армейское руководство тогда с трудом признало это явление, но каждый министр обороны считал… да и считает своим долгом заявить, что лично он с ним не сталкивался. Уверен, легендарный маршал Жуков тоже не догадывался, что творится в солдатских казармах после отбоя. Значит, эти сведения доходили до них из регулярной армии, те самые «перегибы на местах». А там знали, у нас командир дивизии такие взаимоотношения поощрял.
Армия, как любое другое закрытое сообщество, умеет хранить свои тайны, а недостатки превращать в достоинства. Меня поражал своим цинизмом документ из военной прокуратуры, висевший на видном месте во всех подразделениях. Не гарантирую точность передачи текста и правописания фамилий, передаю саму суть:
«Сержант Загорулько неукоснительно исполнял воинскую присягу, был требовательным и принципиальным младшим командиром. Рядовой Шварцман нарушал дисциплину, пререкался, игнорировал приказы командования. В ответ на справедливые претензии старшего по званию, рядовой Шварцман застрелил своего сержанта. Трибунал Московского военного округа приговорил его к высшей мере наказания…».
Представляете, что творил этот потомок запорожских казаков над еврейским мальчиком, если тот вместо скрипочки взял в руки автомат и нажал на гашетку?..
Откуда у нас появились эти традиции? Слышал две версии: после Великой Отечественной войны, когда фронтовикам пришлось служить с необстрелянной молодежью; в начале 60-х, при переходе с трехлетнего срока службы на двухлетний. Что же творилось в казармах после отбоя, когда с двухлетнего срока наша армия переходила на одногодичный?..
Я не знаю рецептов от синдрома дедовщины. Дело в том, что любое послабление молодые люди воспринимают, как твою слабость. Мягких командиров скорее презирали, чем любили. Был в моей сержантской практике такой случай…
В наш взвод пришло сразу тринадцать водителей. Зачем столько водолазам-разведчикам? Чтобы ездить на «целину» с весны до конца осени, помогать сеять и убирать урожай, а зимой что-то типа отстойника. Все ребята призывались из районов Орловской области, если и не знали друг друга на гражданке, то успели сдружиться во время следования. Их еще на призывном пункте предупредили о суровых нравах Кантемировки, не говоря уже о рассказах отслуживших односельчан. Парни шли в армию, сжав зубы, готовые стоически терпеть все тяготы первого года.
И что они видят? Во взводе водолазов все друзья, никто еду не отбирает, на «очко» с зубной щеткой не посылает, толкать носом сапог под койками («ночные танковые вождения») не заставляет. «Орлы» мои расслабились, стали называть запросто Лехой, откровенно «шланговать», а то и просто посылать замкомвзвода на три веселых буквы. Можно, конечно, было «поговорить» с парочкой особо борзых в тиши каптерки, но в голову пришел более оригинальный выход. У меня сложились почти дружеские отношения со многими офицерами. Еще бы, половина командного состава дивизии щеголяла на танцах в ГДО в джинсах, приобретенных при моем посредничестве.
Вот я и устроил одному из орловских краткосрочную командировочку «по обмену опытом» в мотострелковый полк пятым номером минометного расчета. Это тот несчастный, что таскает на спине плиту от орудия по системе «сопка наша — сопка ваша». Да и дембелями своими дикими полк на всю дивизию славился. Через неделю боец вернулся в родной взвод похудевшим, осунувшимся, с горячечным блеском в глазах. Когда он рассказывал о своем «опыте» землякам, те плакали, как дети. Я же предупредил, что следующая командировка будет на все два года. С этого момента в подразделение воцарились чистота и порядок, подчиненные ловили каждое мое слово. Скажете: паразит ты, Черток, чужими руками жар загребал и сам не при делах. А что делать?
Как показала практика, ни возвращение в армию политвоспитателей, ни введение института полковых священников не стали панацеей от перекосов во внутренней жизни армейской казармы, особенно после отбоя. Очень редко, но все же слышим о рецидивах той советской «дедовщины» (рядовой Сычев, рядовой Шамсутдинов). Сержанты-контрактники? Не знаю, если судить по армии США, то это выход. Но у нас подобную функцию выполняли старшины. Наверное, кому-то повезло, и ему достался прообраз прапорщика Валентира из «Зоны особого внимания». Мне же встречались экземпляры, полностью оправдывавшие общеармейскую кличку — «кусок».
Наш ротный старшина, прапорщик по фамилии Фабричный, спал с семьей на солдатских койках, завтракал, обедал и ужинал вместе с подразделением, дома пользовался солдатскими столовыми приборами. Развлечение вне службы — выращивание ондатр. На продажу, разумеется. Говорил, что копит «на старость». Наверное, собирался жить вечно. Как вы думаете, полезен этот индивидуум для морального климата? Не станет ли сержант-контрактник самым суровым «отцом» призывников?
Наконец стало ясно, что полностью контрактной армии у нас не будет. Понимаю, такие расходы никакая нефть не покроит. Но заинтересовывать призывников можно. В качестве стимула предлагаю льготы для поступления на бюджетные отделения вузов. Плюс к этому, возможность скорого получения жилья. Такую практику применяют во многих странах. Но у нас должна быть оговорка: льготы действительны только при отсутствии замечаний. Вот он стимул, есть за что терпеть. Теперь вопрос к экономистам, не дешевле ли при таких условиях все-таки создать контрактную армию?
Пока же я не желаю своим сыновьям пройти эту «школу жизни». Просто на всякий случай… целее будут.
P.S. А та фраза из Экклезиаста заканчивается так: « …только знай, что за все это Бог приведет тебя на суд».
(фото с https://dzen.ru/a/YAxGnkFzMybrJli7)
Леонид Черток