«Мамина пристань» в Архангельске - приют для тех, кого недолюбили

В начале 2020 года в Архангельске открылся приют для беременных женщин и мам, оказавшихся в трудной ситуации. Создатели «Маминой пристани» – такие же мамы, современные женщины Архангельска. Всех их объединяет одно – желание помочь тем, кому приходится трудно. Что приводит мам в благотворительность, где найти время для других людей, когда есть своя семья, что отличает настоящую поддержку от мнимой, и почему нечестно делать детей «оберегом» от общества и личной ответственности за свою жизнь? Ответы на эти вопросы искали создательница Центра Галина Шиндак, его волонтер Людмила Антонова и корреспондент «Вестника Архангельской митрополии» Екатерина Суворова.

Галина Шиндак, врач, создатель и волонтер приюта «Мамина пристань».

ЕС: В феврале этого года состоялось официальное открытие Центра защиты семьи, материнства и детства «Мамина пристань». Как Вы пришли к идее создания приюта для женщин с детьми?

ГШ: Эта идея не моя, она стара, как мир. Количество таких приютов по стране переходит за сотню. Они существовали и до революции, и после революции, и в России, и в Европе, и на других континентах. Моя идея заключалась только в том, чтобы открыть такой приют в Архангельске. Сначала я хотела примкнуть к кому-то, кто уже помогает мамам, но выяснила, что кроме вещевой и продуктовой помощи, а также каких-то досуговых мероприятий, для мам в нашем городе ничего нет. Тогда я подумала, что если нет никого, кто занимается этим у нас, то, может, стоит попробовать мне? Я кинула клич в соцсетях: есть ли люди, которым близка эта идея? И люди откликнулись.

ЕС: Создание такого Центра должно отнимать много сил. Как Вы на это решились?

ГШ: Сначала я думала, что все будет крайне тяжело, что я буду стучаться в какие-то двери, тратить кучу сил и нервов, что-то выбивать, требовать. И представляете, я ни разу с этим еще не столкнулась. Стоит мне подумать о какой-то нашей проблеме, помолиться, и Господь посылает решение. Да, у нас бывают недопонимания в коллективе, бывают трудности снаружи, например, соседи, которые пишут на нас жалобы в разные инстанции. Мы думаем: «Какой ужас, прокурорская проверка, что делать?» – но все тут же легко решается. Наверное, Богу угодно наше дело.

ЕС: У «Маминой пристани» есть постоянный состав команды?

ГШ: Состав у нас плавающий. Есть те, кто были с нами с самого начала, но ушли. Есть те, кто помогали изредка, а теперь вышли вперед. Но для нас ценна любая, даже одноразовая помощь. Если это не сделает один, то нужно искать другого. Многие изъявляют желание помочь, и потом исчезают. Раньше меня это расстраивало, сейчас я не принимаю это близко к сердцу, и любое предложение помощи я делю не на два, а на десять. Если человек поможет, то это здорово. А если нет, то я понимаю, что у всех в жизни разные обстоятельства. В нашей работе я вижу Божий промысел, стараюсь не форсировать события. Если Господь посчитает, что какая-то из наших идей должна воплотиться, то человек найдется, который поможет ее реализовать.

ЕС: Вы работающая мама. Трудно ли совмещать работу и заботу о собственных детях с таким масштабным проектом?

ГШ: Знаете, к нам приходят люди, которые говорят: «Вот, у меня трое детей, и я не могу работать!» Я стараюсь настроить всех так, что не нужно кичиться детьми: как их много, как с ними трудно. Говорю: «Ваши дети – это ваше счастье, а не ваша проблема. Вы выбрали этот путь, и мы готовы вам помогать. Но только если вы сами готовы себе помогать». Не надо выставлять детей как заслонку от общества, оберег от работы или красный флаг: «Помогите мне, потому что у меня дети». Это формирует негативное отношение к многодетным и вообще к родителям. С детьми можно воплощать любые идеи: работу, общественные проекты. Можно сидеть дома, но так, чтобы дети были одеты, обуты, накормлены, научены и воспитаны. А вот просто: «У меня много детей, и я не работаю, а вам этого не понять» – так не надо говорить. 

Ну, приглядись, смотри, какие ручки...

ЕС: У вас много энергии...

ГШ: Я не думаю, что у меня много энергии, я думаю, что у меня много боли. В силу своей профессии мне приходилось работать с бесплодными парами: у супруга все хорошо, у супруги все хорошо, а детей нет. Тогда мы ищем неполадки в совместимости, а перед совместным приемом говорим наедине с женщиной. И в этой беседе женщина вдруг признается, что у нее не все хорошо. Что она когда-то делала аборты и сейчас, к сожалению, детей иметь не может. И мужу сказать об этом не готова. Она делала эти аборты не потому, что была какая-то, знаете, гулящая. Просто были обстоятельства: студенческие годы, строгие родители, которые могли выгнать из дома. Если она возьмет академический отпуск, то лишится общежития, и куда ей идти? Как ей подработать с ребенком на руках? Если бы тогда было такое место, была бы информированность, то многих трагедий удалось бы избежать. 

К тому же аборт в нашей стране не был представлен как убийство. Просто процедура. И на занятиях в университете внутриутробный период нам не преподносили как жизнь ребенка до родов. Это было просто развитие плода. Осознание пришло после третьего курса на медсестринской практике. Я попала в гинекологическое отделение, сначала меня поставили на внутримышечные инъекции, потом на внутривенные. Потом должен был быть процедурный кабинет, он же малая операционная, там же проводились аборты на маленьких сроках. И в этот кабинет попала моя однокурсница. Однажды мы пили чай, и она говорит мне: «Давай я тебе кое-что покажу? Ты же хочешь быть хирургом!» Я пошла за ней в малую операционную, там она открыла ведро... Я смотрю и не могу понять, что это. А она: «Ну, приглядись. Смотри, какие ручки». В этот момент я просто сползла на пол. Не помню, что было дальше. Очнулась я уже в сестринской. Только тогда я в полной мере осознала, что находится внутри женщины. Я видела много картинок по развитию, но мне в голову просто не приходило, что это ребенок! Наверное, это и было то зерно, которое во мне упало на какую-то почву и стало расти.

Я не хочу осуждать никого и считаю, что это делается людьми от недопонимания. Это не сгусток, не кусочек мяса, не опухоль, это человечек с ручками, ножками и головой. И он чувствует боль. Я считаю, что аборт должен быть запрещен на законодательном уровне. В современном мире много средств для того, чтобы не доводить женщину до такого. А если малыш появился, то стоит его родить. И если женщина не готова к материнству, то найдутся бесплодные пары, которые готовы взять этого малыша сразу из роддома.

Моя подруга в Москве усыновила четверых детей, причем с различными патологиями, и брала она их уже не малышами. Господь не давал им с мужем ребенка все это время, и только спустя десять лет брака, будучи на пятом месяце она узнала, что беременна сама. Господь послал ей двух своих девочек, теперь у нее шестеро детей. 

Просто бери и делай

ЕС: Сколько времени прошло от идеи о приюте до ее реализации? 

ГШ: Считанные дни. В 2018 году я начала наталкиваться в соцсетях на посты с просьбами о помощи. Причем мамы из Архангельска обращались за помощью в группы из других городов России. Неужели в Архангельске не к кому обратиться? Я стала узнавать и поняла, что приюта, где женщина могла бы перекантоваться, в нашем городе нет. Потом мы поехали в летний лагерь в Кенозерье, на инклюзивную смену для детей с различными особенностями развития, там всегда складывается замечательный коллектив волонтеров, преподавателей и родителей. Там я поделилась своей идеей о приюте с руководителем региональной общественной организации "Аргимоз" (Архангельская региональная организация помощи родителям, воспитывающим детей с инвалидностью – прим. ред.) Наташей Костиной. Она говорит: «Отлично, делай!» – «Как делай?» – «Да просто бери и делай. Все нормально, я подскажу с документами, у тебя получится!» Если бы не она, я раскачивалась бы еще лет десять: «А как же мои дети, как я буду успевать, кто мне будет помогать?» Но Господь посылает людей, которые меня подталкивают. Мы вернулись в Архангельск, звонит Наташа: «Галя, я ходила в Министерство труда и узнала, что ты здесь еще не была!» – «Да я думаю еще!» – «А чего думать? Иди и узнавай, я договорилась, тебя ждут 30 августа в Отделе семейной политики». 

У меня тогда не было ничего, кроме идеи. Я пришла, а там собрался весь отдел, внимательно выслушали: «Здорово, у нас такого приюта нет. Делайте, а мы поможем тем, что в нашей компетенции!» Только усомнились, хватит ли у меня сил, потому что я была беременна. «Вы справитесь?» – говорят. – «Ну, раз я берусь, то, наверное, справлюсь». 

Дальше через цепочку «случайных» знакомств организуется встреча с главврачами роддомов, специалистами по социальной работе и психологами женских консультаций. Они подтверждают, что запрос есть: к ним обращаются женщины, которые решаются на аборт только потому, что им некуда пойти. То есть, я все еще выясняю, нужен ли приют. Тут мне снова звонит Наташа: «Галя, ты что, еще не получила здание?» – «Какое здание?!» – «А вот, есть здание, оно стоит у меня во дворе напротив, пойдем, покажу!» Потом в группе обсуждаем, узнаем, чье это здание. Человек пишет: «Оно свободно, можно брать! Письма готовы, встреча назначена, тебя ждут в Министерстве во столько-то. Просто дойди до туда!» Мне шли навстречу, помогали во всем. Если сейчас все так просто, то я думаю, что Господь и дальше не оставит нас.

За месяц мы оформили документы на организацию, получили рекомендательные письма, подали заявку на грант «Православная инициатива». Все сделали буквально в последний момент. Успели. Я родила ребенка. Грант мы выиграли. Здание получили.

Как только возникает проблема, приходит кто-то и говорит: «Мы решим ее вот так». Так что я, как Скарлетт О’Хара в «Унесенных Ветром»: «Об этой проблеме я подумаю завтра». Нужно помолиться, предаться воле Господа, и Он пошлет то, что будет нужно и полезно именно в данный момент. 

Тяжело не было. Раньше я думала: «Все буду пытаться делать сама!» Сейчас Господь бережет меня от гордыни, Он ни разу не дал мне чего-то добиться самой. Все - руками других людей.

ЕС: Что было после получения здания? Какие задачи встали перед вами, когда «Мамина пристань» обрела свой дом?

Мы получили здание в пользование без аренды, все коммунальные услуги оплачиваем сами, зарплаты тоже выплачивает наша некоммерческая организация. Все это – на гранты, на спонсорскую помощь, по-разному. Какие-то помещения были идеальными, мы их не переделывали и не будем. Какие-то были в плохом состоянии, потому что ими совсем не пользовались. Все жилые комнаты мы приводили в порядок, чтобы женщины могли здесь жить. На грантовые деньги установили систему видеонаблюдения в местах общественного пользования. Для безопасности детей и безопасности сотрудников. Мамы у нас разные, могут оставить ребенка без присмотра в стульчике, даже не пристегнув его. По камере это хорошо видно, и мы можем предотвратить несчастный случай.

Изначально мы задумывали просто приют: место, где можно пожить. Но когда увидели здание, то поняли, что здесь можно сделать многое. У нас есть комната для музыкальных занятий, творческая мастерская, детская игровая. Здесь можно создать все условия для полноценной жизни и развития, оказывать комплексную помощь женщинам с детьми. 

В общих чертах Центр рассчитан на то, чтобы женщина могла доходить беременность, подрастить малыша до садика, встать на ноги, найти работу и жилье – все приюты в России работают по такому принципу. Дальше мы спокойно «отпускаем» маму. Сейчас у нас одновременно может находиться до тридцати человек: и мам, и детей вместе. Можно будет при необходимости уплотнить помещения и разместить большее количество людей, но это пока не требуется.

ЕС: Как устроена жизнь в «Маминой пристани»? Какой здесь быт, какой распорядок?

ГШ: Мамы у нас готовят сами, по очереди, детей кормят тоже сами. Есть дежурства по кухне, уборка помещений, территории. Этот график составляет администратор. Проживающие сами отвечают за свои комнаты. Есть общий распорядок дня: подъем, завтрак, обед, ужин, отбой, время для досуга и решения разных вопросов, консультаций специалистов.

У нас достаточно строгие правила. Стоит кому-то разрешить не мыть пол каждый день или проносить еду в комнату, тут же начнется грязь, будут везде горы вещей, заведутся тараканы. Да, у мам в своем доме могли быть другие правила, но у нас так. Мы приучаем соблюдать порядок. Потому что если не соблюдать текущий порядок, то потом за две недели не приберешься. Многие мамы потом говорят спасибо.

Может быть, единственный шанс создать семью.

ЕС: Вы всех мобилизуете?

ГШ: Знаете, у нас есть замечательные мамы, которым даже замечания делать не нужно. У них все по полочкам, аккуратно, ребенок чистенький. Это те мамы, которые к нам приходят, оказавшись в такой ситуации случайно. Например, женщина работает, квартиру снимает, мужа у нее нет. Для себя она решает, что родит этого ребенка. Считает свои финансы и понимает, что не сможет снимать жилье в течение года, при этом не работая. Деньги, ее накопления закончатся. А это, может быть, ее единственный шанс создать семью. Пусть без отца, но мама и ребенок – это тоже семья. Такая мама обращается к нам. У нас она сможет пожить, пока ребенок не подрастет, спокойно развивать его, откладывать пособие от государства. В год малыш уже может пойти в частный детсад, а она выйдет на работу. Это реально, доступно, учитывая размер пособий для одиноких матерей. У таких женщин во всем идеальный порядок, для них не проблема встать в семь утра, покормить ребенка, поесть самой, выполнить дежурства. Они ни с кем не пререкаются. И даже чему-то могут научить нас.

А те мамы, которые больше всех спорят, пришли к нам не случайно. У них в принципе вся жизнь такая. Они не умеют рационально использовать свои деньги, пособия. Не хотят придерживаться режима, обедать и просыпаться в положенное время, следить за питанием детей. Но дисциплина есть в любом учреждении, будь то санаторий, детсад, больница или детский лагерь. Порядок должен быть доведен до автоматизма. Те, кто приходят на все готовое: «Вы мне должны, у меня ребенок», – надолго не задерживаются. Уходят сами, потому что не привыкли работать и брать ответственность за свою жизнь на себя.

Я напишу президенту

ЕС: Каких мам в приюте больше?

ГШ: Всех примерно поровну: треть организованных мам, треть неорганизованных и еще треть где-то посерединке. Со всеми мамами работает психолог, им помогает специалист по социальной работе, если требуется, оказывает помощь юрист. Кто-то делает все сам, кому-то нужно много поддержки, напоминаний. Кому-то, сколько ни говори, сколько ни подталкивай – ничем не поможешь, ничего не изменишь. Я хочу спать до двенадцати, и буду. Я не хочу дежурить, гулять с ребенком, и не буду. Или как дежурство – «у меня болит голова». Таких людей мы ставим в жесткие рамки. Вот, за окном шестая поликлиника. Тяжелой работы у нас нет. Если доктор выявит заболевание, то мы освободим вас от дежурства. У нас четкие правила, и вы подписали согласие, что будете их выполнять.

Ведь порядок есть не только у нас, потом ей нужно будет встать с утра, поднять ребенка, отвести в сад, прийти на работу. Если женщина к такому не приучена и живет, как хочет, то будут проблемы. И у нее, и у ребенка.

Манипулятор, понимая, что не получается делать по-своему, начинает скандалить: «Я напишу президенту и уполномоченному по правам ребенка!» Ну, пишите. В договоре указано, что проживающий, который набирает больше пяти серьезных нарушений, освобождает помещение в трехдневный срок. Это правила приюта, выработанные нами и сотнями наших предшественников по всей стране. Они написаны не просто так.

ЕС: Не мучают вас тревога за тех женщин, которые уходят? 

ГШ: Нет, сильно не мучает. Меня, конечно, пытаются стыдить: «Как вы можете, я с ребенком!» Но обычно так себя ведут мамы, которым есть куда идти, просто они хотели получить какую-то выгоду лично для себя. Те, кому реально некуда идти, так не поступают. И не было ни одной мамы, которая от нас ушла вникуда. Выяснялось, что есть родители, которые посылали деньги, еще какая-то родня. А нам говорили другое: «Никого нет, денег совсем нет, муж насильник и тиран». Потом оказывалось, что все не так, и муж стоит под окнами с цветами.

ЕС: Это вас не разочаровывает?

ГШ: Нет. Хотя обман и манипуляции со стороны проживающих нам даются труднее всего, но у нас не было такого, чтобы человек долго жил у нас, и мы его не раскусили. Кроме администраторов, которые дежурят сутки через трое, здесь есть директор, который работает пять дней в неделю и видит картину целиком. Видит, как ведут себя проживающие, делает выводы. Мы принимаем решение: «В этой ситуации мы действуем так». Строгость применяем именно при намеренных нарушениях. Бывает, что маме нужно ехать по делам, и она переносит свое дежурство. Это нормальная, естественная ситуация. Но когда мама никого не предупредила и уехала, а именно в это время к ней по графику приехал психолог, врач или соцработник? Такого быть не должно.

Я не верю в фразу «у меня нет выхода»

ЕС: Были ли у вас иллюзии, что помочь можно всем? Что вам помогает от них отказываться?

Мы четко очерчиваем зону своих возможностей. И при этом работаем с каждым человеком. Кто-то не умеет зарабатывать, отвечать за свою жизнь. Здесь и лень, и неорганизованность, и отсутствие опыта. Тем не менее, я просто не верю в фразу: «У меня нет выхода». В эпоху интернета, когда у нас столько возможностей, столько центров помощи, не найти выход почти невозможно. Тебе помогут, ты выучишься, найдешь работу. Кому-то просто удобно ничего не делать. Но у нас здесь не бесплатная гостиница для манипуляций, а центр комплексной помощи.

ЕС: Могут ли мамы оставлять детей в Центре, отправляясь по делам?

ГШ: Нет, не могут. Мы не оказываем никаких услуг детям и не имеем права оставаться с ними на время. На это нужна отдельная лицензия, и до такого уровня мы пока не доросли. У нас есть строгое правило и пункт в договоре – администраторы не берут под присмотр детей проживающих. В основном это делается для безопасности сотрудников. Вот малыш у мамы упадет с кровати, набьет себе синяк. А она скажет администратору, который когда-то заставил ее пробираться: «Это все вы!». Использует для ложных показаний. Нас предупреждали коллеги из других городов, что такое может быть.

ЕС: Как вы воспринимаете то, что давая людям руку помощи, можете оказаться под ударом?

ГШ: Я была к этому готова. Мне говорили: на вас будут писать жалобы даже те, кому вы помогли. Я не жду никакой благодарности и никогда не ждала. Я готова к тому, что мне скажут, что я плохая. Да, такие люди есть. Но наравне с ними мы поможем тем, кто в этом действительно нуждался. Пусть это будет один человек в год, но ради этого стоит работать. Потому что вот, человек сохранил жизнь ребенку, и он счастлив. И ребенок вырастет в нормальной счастливой семье, не будет задерган папой-тираном или бабушкой-дедушкой, которые говорили бы маме: «Ты без нас не справилась бы, мы дали тебе все!» Этого не будет, а будет другая жизнь, и отношения с ребенком будут другие. Ради этого стоит работать.

ЕС: Как окружение воспринимает ваш проект? Люди и без таких предприятий загружены заботами, а вы взялись за трудное дело…

ГШ: Те, кто близок к теме НКО понимают, что я нашла себе проблемы. А кто никогда не занимался благотворительностью, думает, что мы получаем с этого доход, собираем старые вещи и продаем их, что-то имеем для себя. Что это многомиллионные обороты денег, что люди с охотой скидываются большими суммами. Естественно, это не так. Те, кто не понимает, не поймут нас никогда. А те, кто понимают – понимают.

ЕС: Вы получаете зарплату за свою работу в Центре?

ГШ: Нет. Я волонтер. Зарплату получают администраторы и директор.

ЕС: Но большая часть работы все-таки на вас. Чем вы занимаетесь, как справляетесь с нагрузкой?

ГШ: Когда подобрался штат, стало легче, я делегировала часть полномочий сотрудникам. Теперь я больше работаю над грантами и проектами, отдаю себя работе на перспективу. Конечно, встречаю заезжающих, беседую с ними. Координирую работу коллег, все вопросы мы обсуждаем вместе с коллективом.

ЕС: С каким настроением вы едете в «Мамину пристань»?

ГШ: Не было ни одного случая, когда мне не хотелось бы туда ехать. Это не тяжесть, не работа, которую я должна сделать, а мой личный интерес. Я волонтер, и не хочу заниматься этим за деньги. 

ЕС:У вас когда-нибудь затихает телефон? 

ГШ: Если я его поставлю на тихий режим, то да. А так – нет, он все время звонит и чего-то от меня хочет.

ЕС: Когда идея создания приюта только возникла, вы представляли его именно таким или каким-то другим?

ГШ: Он даже лучше, чем я представляла. Конечно, я читаю комментарии в сети: «Очередная богадельня, посмотрите на это здание!» Ну да, оно не обшито сайдингом. Но внутри оно отвечает всем требованиям и задачам, которые перед нами стоят. Во многих городах приют – это просто квартира, где можно переночевать и помыться. А наш Центр – место для тех, кто хочет поменять жизнь, вернуться к жизни, начать жить самостоятельно.

У нас есть все, чтобы заниматься с ребенком. И мы настраиваем мам на развитие малыша, на совместные игры. Многие в ступоре от того, что у нас нет телевизора. Мы говорим: почему не посвятить это время только малышу? Вот, тебе не нужно бежать, сразу искать работу, есть время на то, чтобы просто побыть с ребенком. Может, мама в старости будет вспоминать именно это? Но кому-то это не нужно. Они уйдут, будут жить так, как привыкли раньше. Не будут работать и зарабатывать сами, даже если мы найдем для них рабочее место. Найдут себе спонсора.

ЕС: Но и счастливые истории в приюте случаются. Могли бы рассказать одну из них?

ГШ: Конечно. К нам приехала девушка, она заселилась сразу, я была тогда в отъезде и не видела ее. Через четыре дня я пишу ей, что завтра буду в приюте, и мы сможем поговорить. Она отвечает: «Завтра я съезжаю. Спасибо, у меня все хорошо!» Я знала, что она сбегала от мужа-алкоголика, и думала, что он пришел с цветами, и она его простила. Но нет! Оказалось, что она взяла себя в руки и все четыре дня искала работу и жилье. И нашла! Это был уход за пожилым человеком. С круглосуточным проживанием, причем ее туда взяли вместе с ребенком. Она устроила свою жизнь и потом написала нам в группу мотивационный пост для женщин, которые затягивают ситуацию, живут с насильниками и алкоголиками, потому что им так удобно.

Хотя даже Церковь разрешает расторгнуть брак с таким человеком. Раньше помощи было прийти неоткуда. Сейчас столько центров, психологов, анонимной помощи… Можно начать жизнь с нуля.

Господь даже не дает мне времени осознать масштаб происходящего и испытать ужас

ЕС: При вашем Центре работают психологи. В чем заключается их деятельность?

ГШ: Да, у нас есть замечательный психолог к.м.н., доц. кафедры Психологии СГМУ Щукина Е.Г., которая работает с нашими подопечными в рамках федерального проекта «Поддержка семей, имеющих детей» национального проекта «Образование» в Архангельской области, консультирует по вопросам детско-родительских отношений и другим событиям. Мы сотрудничаем с кризисным Центром «Надежда», который специализируется на ситуациях насилия в семье, нам помогает его руководитель Надежда Худояш. Можно получить консультацию анонимно или лично, планомерно, из сеанса в сеанс. Мы не берем все на себя. Мы стараемся подключать профессионалов своего дела из разных организаций. Вся помощь нуждающимся оказывается безвозмездно.

ЕС: Кто еще входит в команду Центра?

ГШ: Самые разные люди. Например, звонит человек: «Я врач такой-то специальности, если понадобится моя помощь, обращайтесь». К нам в Центр регулярно приходят стоматолог, акушер-гинеколог, специалист по грудному вскармливанию. Все дети и мамы сразу прикрепляются к 6-ой поликлинике, чтобы мы в случае необходимости могли вызвать врача к ребенку. Когда мы получили здание, я узнала, что у меня есть свой теплоузел. Ого, и что с этим делать? Тут же оказалось, что в нашей команде есть специалист с профильным образованием, хрупкая девушка-энергетик Татьяна Рожко, которая многие вопросы взяла на себя. Вообще регулярно помогающих девчонок в нашей команде много: Ирина Соснина, Алина Огаркова, Анджела Кулебякина, Инна Вехорева. Отдельную благодарность хочется сказать Наталье Серафимовне Крыловой, которая отдавала много времени приюту, пока у нас не появилась возможность нанять постоянный персонал. Есть и мужчины в нашей команде сантехник с золотыми руками Руслан Шонбин, мастер на все руки Игорь Истомин, а сколько людей просто решают разовые проблемы – просто не перечислить. Часто нам помогают организации, кто чем может – руками, материалами, профессиональными работами. Хочется сказать спасибо всем им, но не хватит статьи. Для каждой организации очень важно грамотное ведение бухгалтерии, но и тут помощь пришла в лице Анастасии Водовозовой и ее компании НордБизнесКонсалт. Господь даже не дает мне времени осознать масштаб происходящего и испытать ужас от появляющихся проблем, как все они решается.

ЕС: Сколько всего мам прошло через Центр с момента его открытия?

ГШ: Я не считала, но точно больше 20 мам с детьми. И беременных, и с одним ребенком, и с двумя. Практически каждый день к нам кто-то обращается по разным вопросам и за разной помощью.

ЕС: Внутренне и морально – что дает приют лично вам?

ГШ: Он помогает мне чаще обращаться к Богу, смирять свои желания и мысли. Жить тем, что сейчас есть, радоваться тому, что происходит, делать выводы и не бежать впереди паровоза. Господь даст все, что нужно, в свое время. Больше всего приют меня дисциплинирует в молитвенном плане. Наверное, это мое самое нелегкое дело.

Подобрать ключ к каждому человеку

Людмила Антонова. Мама, соцработник, волонтер приюта «Мамина пристань».

ЕС: Людмила, вы волонтер Центра. Расскажите, в чем заключается ваша деятельность?

ЛА: (смеется): Я – такой же универсальный солдат, как Галина Андреевна. По профессии я соцработник. Общаюсь с проживающими, собеседую их при заселении, работаю с документами, личными данными. Составляю расписание досуговых мероприятий, мастер-классов. Посещаю форумы и учебы, консультирую как соцработник. Отвечаю за подбор персонала, ищу тех, кто сможет работать в приюте. Поток заявок большой, но подходят не все.

ЕС: Какие качества нужны работнику приюта?

ЛА: У нас без души никак. Прежде всего, нужно уметь сопереживать. Наши подопечные пребывают в сложной ситуации. Некоторые проходят этот этап спокойно, а некоторые находятся в тяжелом стрессе, могут плакать, ругаться, проявлять агрессию. К каждому нужно подобрать ключик, чтобы помочь человеку не сломаться. Женщины в такой ситуации закрываются, и нам нужно время, чтобы их раскрыть. Мало кто сразу готов признаться в своих ошибках или трагедиях. Нужно уметь избегать конфликтов, при этом исполняя все требования организации. Требовать, не ущемляя ничьи права, разделять нашу идею.

ЕС: Как общаются сотрудники Центра с проживающими? Есть какие-то принципы?

ЛА: Прежде всего, доброжелательно, не переходя личные границы. Обращаемся мы друг другу и к подопечным только по имени-отчеству. Когда ты для проживающего Танюша, то ты уже не можешь подойти к нему и потребовать что-то сделать. А вот Татьяна Николаевна может! Мы уважаем человека, несмотря на ситуацию, в которой он оказался. Дежурным разрешается просто посидеть вместе с подопечными, пообщаться, попить чаю, выслушать, пожалеть. А вот материальную помощь оказывать запрещено, чтобы не давать повода к манипуляциям. 

Раньше мы заселяли женщин сразу. Теперь устраиваем собеседование, рассказываем о наших правилах и распорядке, даем время подумать. Кто-то приезжает и в первые дни просто рыдает от стресса. А потом осматривается, привыкает, принимает правила, понимает, что бояться тут нечего – и расцветает. Людям кажется, что они в тупике, но у нас они узнают, что в сутках целых 24 часа – много времени, чтобы заняться собой, своим развитием. И расписание нужно именно для этого. Человек встал в семь утра и все успел: и прибраться, и погулять, и документами заняться.

ЕС: Как вы пришли в благотворительность?

ЛА: Я увидела пост о создании приюта. Мне было интересно. Тогда это еще был только проект, люди общались, составляли план, выбирали название. Было страшно: за что браться, как все сделать? Но понемногу все получилось.

Мы хотим протянуть руку помощи

ЕС: Как вы поняли, что вам нужна именно это сфера благотворительности? 

ЛА: Это личная история. Когда я рожала второго ребенка, в соседний родзал пришла девушка, которая нигде не обследовалась, не стояла на учете и пришла только родить. Никто не знал, все ли в порядке с ее малышом. И вот, она рожает и тут же отказывается от малыша. Оказывается, что этот ребенок у нее третий. Двое уже в детдоме. При этом она не ведет асоциальный образ жизни. Ее мама профессор, она училась в хорошей школе, это интеллигентная семья. И отказ от троих детей! Меня поразило то, как женщина халатно относится к новой жизни. К ребенку, как к котенку какому-то.

А у меня была трудная беременность, мы все время проходили какие-то исследования, постоянно могло потребоваться экстренное вмешательство. Три недели мы боролись за жизнь своего ребенка, в любой момент могло понадобиться полное переливание крови. Вместе с этим я переживала и за того малыша. Тогда что-то во мне щелкнуло. После выписки мы стали с другими волонтерами помогать Дому малютки, собирать подгузники, кремы. С этого началась для меня благотворительность. А потом я познакомилась с людьми, которые хотели делать этот приют, «Мамину пристань».

Бывают ситуации, когда мама не видит другого выхода, кроме как отказаться от ребенка. А мы можем дать им шанс быть вместе. 

Плечо для тех, кто двигается вперед

ЕС: В вашем центре достаточно строгие правила. Как соотносится сочувствие, желание пожалеть человека в сложной ситуации с требованием работы над собой?

ЛА: У нас никогда не было в планах сказать человеку: «Берите все и радуйтесь!» Наша история – это про удочку. У руля в приюте стоят специалисты, которые понимают, что человека нужно вывести из кризиса, научить его жить по-другому. Показать, что жизнь многогранна. Наши волонтеры – люди с опытом, некоторые тоже воспитывают детей одни. И они дают пример: вот как можно жить. Они не купаются в роскоши, они сами прошлые через сложные этапы в жизни, смогли их преодолеть и теперь помогают другим. 

ЕС: В чем, по-вашему, заключается миссия приюта?

ЛА: Мы открылись для тех, кто хочет сохранить беременность, несмотря на сложную ситуацию, на неопределенность будущего. Женщина ждет ребенка, ее жизнь меняется, и никто не собирается поддерживать ее. А мы хотим протянуть ей руку помощи, помочь сохранить жизнь малыша и встать на ноги.

Но насильно менять ничью жизнь мы не собираемся, да это и невозможно. 

ЕС: Легко ли отказаться от идеи всех спасти?

ЛА: У нас изначально не было идеи, что мы всех спасем. Все мы специалисты по работе с людьми и знаем, что помощь принимает далеко не каждый человек. И далеко не каждый понимает, что такое помощь. Это ведь не «придите и дайте мне денежек, еды, коляску». Это опора, плечо для тех, кто хочет двигаться, идти вперед. Иначе зачем ему поддержка? У нас не было розовых очков, и мы знаем, что одной любовью и желанием помогать человеку не поможешь. Мы никого не несем на ручках в счастливое будущее, мы даем ресурсы для того, чтобы человек менял жизнь. И говорим об этом везде, чтобы про приют не ходили слухи ложные слухи о том, что у нас все здесь катаются на пони. 

Люди, не заинтересованные в реабилитации, отсеиваются сами. Говорят: «Ой, это мне надо самому убирать, готовить. А я думала, вы будете». Курить нельзя, пить нельзя, дежурства, расписание. Многие мамы считают, что ребенок – это просто приложение к ним, способ вызвать жалость.

Но иллюзии рассеиваются, и женщина делает выбор: уйти или остаться. Если она остается, но в процессе у нее не все получается, то мы помогаем, корректируем план реабилитации. Кого-то мы сможем научить.

ЕС: А чему учат мам в приюте?

ЛА: Многому. Например, тому, как строить семейный бюджет, как готовить. Для кого-то это легко, а у кого-то нет даже простых навыков. Если у человека не было мамы, он может даже не знать, как сортировать белье для стирки. Учим тому, как занять ребенка, как наладить режим дня, как работать с каким-то детским поведением. У кого-то ребенок активный, у кого-то агрессивный, у кого-то ничем не интересуется. А почему? Он выражает ситуацию, которая происходит вокруг него. Нужно понять, где у мамы пробел, в чем сложность у ребенка, и все решается. В планах у нас открыть комнату дневного пребывания детей, где мамы сами могли бы сидеть с детьми друг друга. Хочется больше курсов, мастер-классов. Работы много, планов тоже.

Вас двое, и вы все преодолеете.

ЕС: Какие проблемы характерны для мам, попадающих к вам?

ЛА: Разные. Например, есть женщина-сирота, вовремя не получившая жилье. Ей нужно помочь с оформлением документов, с судами, глядишь, она к тому моменту, когда ребенку исполнится год, уже получит свою квартиру. Сможет дальше с ребенком жить и развиваться. Или женщина, которая потеряла документы. Ребенку полгода, пособия не оформлены, паспорта нет. Деньги подкидывали родственники, бабушка какая-то, и вот, эта бабушка умерла, денег больше нет. Или женщина уходит от мужа-насильника. Хорошо, если он ее не преследует. А если преследует? В таких ситуациях имеет смысл отправить женщину в приют в другой области, чтобы она жила спокойно. В каждую проблему нужно вникать, разбираться.

ЕС: Я заметила, что в общении с мамами вы все время акцентируете внимание на связи мамы и малыша, говорите о том, что мама самая лучшая, а малыш самый красивый. Для чего это делается?

ЛА: Связь мамы и ребенка должна быть прочной, но многие женщины ее не чувствуют. Они погружены в свое состояние и не понимают, что ребенок испытывает гораздо больший стресс, чем мама. Так что мы возвращаем маму на землю, вырываем ее из дум. Напоминаем, что она должна думать не только о себе, но и о маленьком человеке. Начинаем говорить: посмотри, какая твоя дочка красавица, какая она маленькая, какая умница, вы вместе все преодолеете, вас теперь двое, ты не одна. Тебе нужно работать над тем, чтобы у вас было хорошее будущее. Это проработка связи мамы с ребенком.

Уделяем внимание совместным занятиям, чтению вслух в противовес гаджетам, совместным повседневным делам. По первому образованию я педагог, дефектолог-логопед. Сразу обращаю внимание на то, как мама общается с ребенком. Многие не знают, как это делать, как развивать малыша, в какие игры играть, не осознают, что даже этому ребенка нужно учить..

Мы всегда узнаем, какое было детство у мамы, которая приходит к нам. Какие отношения с матерью, какие с отцом? Это нужно, чтобы взять в работу лучшие связи, лучшие воспоминания, и на них строить дальнейшую реабилитацию. Чтобы женщина не зацикливалась на том, что она сирота, что ее бросили в детстве. Зато ты выросла самостоятельной, зато ты можешь за себя постоять, зато ты можешь сделать так, чтобы твоя дочь не повторила твоей судьбы! Ты обеспечишь ей то, чего сама была лишена – детство с мамой. Ты можешь все исправить. 

Мы хотим показать мамам, что их ситуация – не дно, не конец, а трамплин. Сейчас ты оттолкнешься, и все у тебя будет хорошо. Тебе нужно было пройти через это, чтобы понять, как жить дальше.

ЕС: Что вам дает приют?

ЛА: Уверенность в том, что те женщины, которым действительно нужна помощь, получат ее. Мне хочется, чтобы мои дети жили в мире хороших людей, среди сверстников, которые не травмированы в детстве. Потому что жесткие люди вырастают из детей, которых где-то недолюбили, где-то недообняли, где-то недосказали им что-то важное. Может быть, это романтический взгляд, но мне хочется, чтобы миру был мир.

(по материалам Архангельской епархии)