Училка на заклание. Рецензия на фильм «Простой карандаш» Натальи Назаровой

Второй полнометражный режиссёрский фильм известной сценаристки Натальи Назаровой вызвал у меня при просмотре ощущение больших качелей. Причём сначала они опускались вниз, и только где-то с середины начинался подъём вверх… всё выше и выше.

Или с хорошим дорогим виски. Первый глоток… самогон самогоном, а потом и аромат щекочет ноздри, и вкус на нёбе оформляется, приятно жжение в пищеводе, а уж послевкусие… впрочем, это чисто индивидуальные ощущения человека, предпочитающего из крепких напитков банальную водку высокой очистки.

Фильм про современную российскую школу – это почти всегда экшн с ограничением по возрасту, никаких муси-пуси, черепах на танкодроме или чудаков из 5-го «Б», даже быковское «Чучело», когда похоронившее (по мнению некоторых) советскую систему образования, грустно сосёт чупа-чупс в сторонке. Училка держит под прицелом класс, ученик-неофит являет педагогическому коллективу пример высокой нравственности и стоицизма, школьные вечера в версии Гай-Германики сопоставимы с Содомом. Герой, способный ежедневно ходить туда, как на подвиг, давно не мудрый историк с лицом отставного полковника Исаева, а бывший вор в законе, сознательно выбравший этот вариант схимны.

Российская провинция – почти всегда чернуха, как у Василия Сигарева. Никакой пасторали и патриархальности, страна взбесившихся ПАЗиков, только так. Недаром умиление даже у нерядовых зрителей вызвал фильм Лариса Садиловой «Однажды в Трубчевске» (лауреат III Архангельского кинофестиваля Arctic Open в операторской номинации), хотя автор этих строк про себя его называет «Осенним марафоном» для бедных». Зато ни одного убийства, ни одного изнасилования и даже оголения в кадре!

Наталья Назарова скрестила эти темы, переплела сюжетными линиями. И ведь получилось!

Ленинградка, по экстерьеру и манере общения потомственная, едет в посёлок городского типа (я так визуально определили это МО), где в местном ИТУ отбывает солидный срок её муж, известный художник. Посадили не за контрабанду, не за увлечение сильнодействующими запрещёнными препаратами… «за правду». Ударил полицейского во время несанкционированного митинга… диссидент нового типа (летние события в Москве, хотя снималось гораздо раньше). Уже возникает раздражение – тоже мне, княгиня Трубецкая.

Художница, но классом пониже. Куда такой, как не в школу по специальности. Даже коллеги смотрят с удивлённым снисхождение (или злорадством) – куда понесло?!

Действительно, куда? Я вспоминаю собственные впечатления от рассказов своих армейских сослуживцев, уже в 70-х годах прошлого века мы были из разных миров. Особенно во внутрисемейных отношениях, где отец с сыном, разгорячённые баней и сопутствующими напитками, шли на друг друга с кольями, а в больницу в итоге попадала мать, пытавшаяся встать между ними. «Это жизнь», - объясняли мне… и по дембелю старались не возвращаться в родные пенаты.

Представляете, что происходит сейчас там, откуда за последние 30 лент уехали все, у кого была потенция к другой жизни? В школах трудовик совмещает ставку историка, директор школы в глаза называет учащихся «тварями», учителя делятся на тех, кого здесь держит свой «якорь», и подвижников, офигевших от собственного благородства. И в эту компанию вливается современный «народоволец». Со своими личными проблемами. Но тоже гордый сама собой – за мужем на Голгофу. Есть еще женщины в пафосном Санкт-Петербурге!

  Собственно, особых ужасов провинциальной России нам не показывают. Да, приезжей из «маневрового жилфонда» выдают комнату барачного типа с одним общим «удобством» на всех. Да, соседи разговаривают на простонародном наречии, но никого на коммунальной кухне после получки не убивают. «Моя мама не знала слова «витамин», - признание подружки-соседки, вот вам уровень образованности советского человека из глубинки. На Антонину (имя художницы) смотрят с интересом, состраданием, иногда с уважением, но интеллигентным происхождением не попрекают. В ней сидит другой страх – перед пустыми глазами ученика, некоронованного короля школы, чей брат сидит за убийство и вот-вот «откинется».

Ну, а кто не сидит в местах, самим народом названными «не столь отдалёнными»? Вряд ли героиня «Простого карандаша» не представляла, в какие условия, к каким людям она едет, каких детей ей предстоит учить, нынешняя информированность бывшей «прослойки двух основных социальных классов» на порядок выше, чем во времена телевизионного засилья «Юркиных рассветов» и прочего ширпотреба совхозной киноромантики.

Новая учительница начинает искать… и находит жемчужинки. Тут меня снова передёргивает, потому что предсказуемо. Жемчужинкой оказывается тот, кого больше всех гнобит школьный бандит. Но… у терроризируемого мальчика мама оказывается майором милиции. И тут ко мне закрадывается недоверие. Если в мегаполисах все понятия давно определены, и полицейские под уголовный пресс попадают в исключительных случаях, разве что сами подставились, то в маленьких населённых пунктах большая звезда на погонах – охранная грамота не только для её носителя, но и для членов семьи. Брат с «кичи откинется» - сам сопляку голову отвернёт за то, что тянет не на тех, кого можно.

Мне бросается в глаза явная портретное сходство этой учительницы рисования с учительницей английского из «Доживём до понедельника». Последняя была вчерашней студенткой, выбравшей профессию по неразделённой любви к старому, но мудрому историку, этакая девочка-припевочка в новых незнакомых жизненных обстоятельствах. Но и наша художница недалеко ушла в этом смысле, знание богемной жизни само по себе ущербно. Насколько бы тонкой не была художественная натура.

А ещё время… Если тот историк, в котором только слепой не признает Штирлица, объяснял прописные истины с точки зрения коммунистической морали и педагогики, то в данном случае более опытный по сроку службы коллега между попытками залезть под юбку – «сколько собираешься ждать своего, не засохнешь?» - вываливает на объект вожделения уже правду-матку их педагогического бытия: «Они нам врут, мы – им».  «Они не считают, что живут в дерьме… каждому – своё».

То есть, рушится сама идея подвижничества в предлагаемых обстоятельствах. Остаётся верность мужу… декабристские мотива. Но и они терпят фиаско, причём в глазах зрителя. Из воспалённого монолога на тюремном свидание вылезает истина – жена ехала к мужу в вечной борьбе со своими более талантливыми и изысканными соперницами, к которым ревновала ещё дома. «Теперь я ему буду нужна»… сколько дам на этом жестоко обламывались – «она уехала за мужем в Сибирь и испортила ему всю каторгу».

А когда смысла не остаётся, всё заканчивается плохо. Если не успеешь уехать, тебя просто забьют ногами в грязи лесопункта. Впрочем, при этом спасёшь талантливого мальчика, оставив зрителя в некотором недоумении – куда смотрела его мать-майорша?!

В финале нам покажут карандашное производство. Конвейер по вытачиванию… людей. Аллегория на ценителя, хотя смысл понятен – после двух с лишним десятков лет надежд на либерализм и высокое искусство, страной востребованы вот такие простые карандаши. Без рефлексии.

Задумаемся?

Леонид Черток