"Я умер, подавившись чебуреком". Лёша Нехорошев, брат Бякина

У моего лучшего друга Бякина был младший брат Лёша Нехорошев.

Сводное родство (это когда один родитель общий) – всегда непросто. Особенно, когда живёте не вместе. У меня такие отношения были со старшей сестрой. В детстве при редких встречах еле друг друга узнавали. Потом работали на одном «Мосфильме», иногда обедали вместе, реже выпивали… всё равно, никто не верил, что брат с сестрой, ничего общего ни внешне, ни внутренне. Да и девичью фамилию Черток она к тому моменту давно забыла.

Саша с Лёшей несли по земле одну непростую фамилию – Нехорошев. Старший уже со школы был Бякиным, младший… даже не знаю.

Они общались, несмотря на недовольство младшей жены самого старшего Нехорошева – Леонида Николаевича. Там какая-то мутная история, типа лучшая подруга увела подающего большие надежды молодого кинематографиста, доработавшегося до главного редактора «Мосфильма». Отпрыски оказались мудрее и этими противоречиями особо не заморачивались.

Сводные братья были непохожи. Прежде всего, внутренне. Старший – мачо и гусар, как будто рождённый для кино и рока. Младший – гораздо скромнее по запросам. Но талант от отца, стал неплохим спортивным журналистом. От него я впервые услышал про хоккей с мячом и архангельский «Водник», который дерёт всех подряд. Помню конец 98-го, сидим на бякинской кухне, дегустируем архангельские алкогольные напитки. Обычно флегматичный Лёша взахлёб рассказывает про мировой чемпионат по бэнди в 40-градусный мороз, про доброго спонсора «АЛВИЗ», не давшего замёрзнуть на трибунах своей фирменной водкой, показывает мобильник (величиной с полицейскую дубинку), забытый кем-то из зрителей прямо на скамейке (что немудрено с таким спонсором).

Я слушаю снисходительно… тогда бы знать, что всего через полтора года и Архангельск», и «Водник», и «АЛВИЗ» ворвутся и в мою жизнь метеоритным потоком.

Старший брат рассказывал, что младшему катастрофически не везёт в личной жизни, что ни отношения, то кидалово и трагедия. Говорят, это положительным образом сказывается на творчестве – художник должен не только голодать желудком, но и страдать душой. Возможно, это было фирменное бякинское преувеличение… но Лёша действительно выглядел внутренне неухоженным.

Потом старший брат умер. Пьяно, брутально, с криминальным оттенком… как и положено рокеру предпенсионного возраста (три дня назад исполнилось пять лет, как Саньки нет с нами).

А через год не стало младшего… даже меньше, через 10 месяцев. Тихо ушёл, как и жил, говорят, просто не проснулся. Сердце не выдержало одиночества (это уже мои домыслы). «Он меня Беатриче называл… только он», - рыдала мне в Фэйсбук общая знакомая, у которой с Лёшей должно было СЛУЧИТЬСЯ… но не случилось.

Еще через два месяца ушёл Леонид Николаевич… какой смысл отцу жить без сыновей.

От Лёши остались стихи. Хорошие. Увы, они у него стали рождаться в далеко не поэтический исторический период.

Поэтому их мало кто знает.

Но вы будете…

Леонид Черток

НЕПОЗНАННЫЕ МИРЫ АЛЕКСЕЯ НЕХОРОШЕВА

Уйти в работу – как в запой,
Потом в запой – как на работу.
Но жить тобой, одной тобой –
И в понедельник, и в субботу.

«От всех зимой отгородясь,
На прожитье оставив денег»,
Понять, что эта ипостась
Неотделима от падений.

А что нас ожидает ТАМ?
Наверно, будет, как обычно:
Нальют граненые сто грамм –
Родной, проверенной, столичной...


* * *

Кто-то занят важным делом –
Надо юбку раскроить.
Кто-то тоже занят делом –
Надо череп раскроить.

Всех делов не переделать,
Надо в проруби нырять;
Обнажая свое тело,
На мансарде загорать.

Надо юбку раскроить –
Топором или стамеской,
Под Стамбулом и Смоленском…
Сколько дел на свете белом:

Как приятно между делом
Себе череп раскроить…


* * *

Два-три слова: обозначим
Переход из ночи в день,
Я с тобой, со старой клячей –
Самый старый в мире пень.

Будет всхлипывать украдкой,
Танцевать на новый лад
С малахольной куропаткой
Малахольный куропат.

Что нам смерть – она в пролете,
Не грущу я о былом:
Только белый самолетик
Вижу в небе голубом.

* * *

Два-три слова: обозначим
Переход из ночи в день,
Я с тобой, со старой клячей –
Самый старый в мире пень.

Будет всхлипывать украдкой,
Танцевать на новый лад
С малахольной куропаткой
Малахольный куропат.

Что нам смерть – она в пролете,
Не грущу я о былом:
Только белый самолетик
Вижу в небе голубом.

* * *
Розовощекий и безусый
Ходил на привязи, а ты
Носила кольца, серьги, бусы,
И не стояла у плиты.

Стояла ты на задних лапах,
Хвостом подергивая лишь.
У ног твоих (чуть косолапых)
Лежал блистательный Париж.

* * *

Я – шут гороховый. А ты?
Не бойся, говори.
Ты гений чистой красоты
По имени Мари?
Я угощу тебя едой –
Ты любишь есть еду?
Я угощу тебя водой –
Как птицу какаду.
Но не гони меня взашей,
А лучше, втихаря,
Мои подштанники зашей
При свете фонаря.
Чтобы когда-нибудь в глуши
Чужих библиотек
От одиночества души
Не сдохнул человек.

* * *
Ничего на свете нет –
Кроме веры и надежды.
И тебя – родной и нежной,
Словно знаю с малых лет.

И Садовое Кольцо
Претендует на взаимность –
Как счастливая повинность –
Сыпать дождиком в лицо.

Все проходит. Жизнь прошла
Переулками и рощей.
Умереть, наверно, проще,
Но дела, дела, дела…

* * *

 Я умер, подавившись чебуреком.
Хотя – как знать – дожил бы до седин.
Но умер я счастливым человеком,
Талантливым – как Александр Грин.

Я умирал не в муках, не в запое –
Я напоследок скушал чебурек.
Прощайте все, прощайте лес и поле,
Прощаю всех – я добрый человек.