08/08/08/ Свидетельства очевидцев войны Грузии против Южной Осетии

Анна Кокоева: «Я сидела и ждала, когда нас убьют»

- У нас было что-то вроде перемирия, в пятницу, в 7 часов утра должны были начаться мирные переговоры. Народ вздохнул, никто не ожидал, что ночью начнутся выстрелы, все были спокойны и уверены, что ночь пройдет спокойно. Ближе к 12 ночи начался ужасный обстрел. Это было полной неожиданностью. Наш дом расположен рядом с одним из городков миротворцев.

Эти городки были одним из основных объектом обстрела. Мы уже никуда не могли выйти из дома, так как велся артиллерийский огонь. Вместе с соседями мы спустились в подвал. Всю ночь велся огонь, ни минуты не смолкал. В подвале нас было порядка 11 человек, жителей нашего подъезда.

У меня был ребенок, девочка 3-х с половиной лет, тоже не спала всю ночь, тоже боялась, потом начали вести огонь по нашему зданию, наш подвал начал обрушаться. Я сидела и ждала, когда нас убьют, завалит наш подвал. Я надеялась, что мой ребенок умрет быстро, без мучений.

  Под утро наступило затишье, заехал наш родственник, меня с ребенком быстро затолкнули в машину и мы немедленно выехали. Все остальные жители подъезда остались в этом подвале и ждали, пока все это не закончится. И через 20 минут после этого началась бомбежка. Мы благодарили Бога, что выехали. И на объездной дороге нас обстреливали. 

Ни у кого, ни один дом не уцелел, там жить невозможно, никакой инфраструктуры не осталось. Жить на развалинах, на что, как? Сейчас мы во Владикавказе, возвращаться не планируем, я ищу работу.

Анна Кокоева, - сотрудник Смешанной контрольной комиссии по урегулированию грузино-осетинского конфликта

Инга Джиоева: Грузинским солдатам было безразлично кто перед ними - женщины ли, дети ли...

 - И днем, и вечером 7 августа был обстрел, но не особо сильный. Но 8-го числа начали такой массированный обстрел, что невозможно было даже на улицу выйти. Мы сидели в подвале. Соседи хотели остаться у нас дома, я им не позволила и сказала, что надо пойти в подвал к кому-нибудь. И хорошо, что мы укрылись в подвале, потому что в наш дом попал снаряд, он был полностью разрушен.

  И у меня даже создалось впечатление, что нас намеренно бомбили, потому что вечером по голосам мы поняли, что грузины находились рядом, в соседнем доме. Мы сидели очень тихо, а ведь они могли зайти, дать автоматную очередь и всех бы нас перебили. Слава Богу, что у нас в подвале хотя бы вода была - у многих ее не было. Но мы ни есть, ни пить не хотели, ничего вообще не хотелось. Мы сидели и ждали, что вот сейчас летит - летит и прямо на нас упадет. И, видимо, у них были координаты или как, но где располагался наш дом, где мы прятались, по периметру все бомбили. Прямо посередине нашего дома ничего не упало, где мы были. А рядом, и пристройки, и все - разбомбили. Что сейчас с нашим домом, не знаю. После  того, как мы убежали, тоже был обстрел, и «град» стрелял. 

А мы ночью перед тем как бежать не знали что делать, советовались. Совершенно не знали, что там в городе происходит, сидели в подвале - вообще никакого представления не имели. Ночью стрельба слышна была, но хотя бы бомбардировок не было. И мы решили - бежать, пусть на дороге умрем, если придется, но не здесь в подвале. И мы все встали дружно и ушли. Было часа 3 ночи. Сначала пошли пешком, друг за дружкой. И вот мы идем и всюду - трупы: мирные жители, солдаты. Машины обгорелые стоят.

Когда мы уже ехали, не доезжая до села Хетагурово, его тоже с землей сравняли. И вот проезжаешь по дороге  - машины, машины и легковые, и побольше, и танки. И всюду люди сожженные, от них ничего не осталось. Они, видимо, тоже бежали в надежде спастись.

Сначала мы шли пешком. Договорились заранее с соседом, у которого есть «Газель», что мы сначала посмотрим - разведаем, спокойно ли. И потом вызовем его. Так и сделали. Мы уже до другого села дошли пешком, тоже не малое расстояние. Даже не помню, как туда бежали. Друг за другом. Даже не знаю, какие силы нам помогали. Несколько машин, которые потом за нами приехали, мы уже их встретили на Зарской дороге (ее называют «Дорогой жизн», сделали ее в первую войну в 90-х годах, тогда тоже там обстреляли автобус с женщинами и детьми), ближе к Джаве. Сейчас тоже эта дорога обстреливалась. Они заняли высоту. В машинах, которые ехали за нами многие не выжили. Их обстреляли, машины стали как решето. Не знаю, как они доехали до Джавы. Подросток 14-летний погиб, женщины.

Парня моего убили рядом с нашей школой. Там были снайперы и они, видимо, хотели им как-то помешать.

  На Зарской дороге мы уже встретили российскую технику. Танки шли навстречу. Они уже подъезжали к городу. Слава Богу, что они хотя бы тогда пришли. Если бы это было чуть раньше, чуть раньше, сколько бы жизней можно было спасти. 

Утром 8 числа было сравнительное затишье. Мы услышали шум техники. Она шла по направлению от Зарской дороги по направлению к Хетагурово, а наш район находится близко, там надо спуститься к городу. И шум техники - мы подумали, что это российские техника идет, что Россия уже идет к нам на помощь. Люди обрадовались, свечи начали зажигать, молиться, сели есть. Но заходит соседка и говорит: «Что вы радуетесь? Это грузины всюду в городе. Танки обстреливают все». Они прямо по улицам проходили с танками и обстреливали дома.

Единственное, по нашей улице не прошлись. Я предполагаю, что это может быть связано с тем, что на нашей улице жил Дмитрий Санакоев - это предатель, который перешел на сторону Грузии. И год назад, когда у нашего президента Эдуарда Кокойты были выборы, он тоже проводил выборы и считал себя легитимным. И его «резиденция» находилась в селах, которые расположены недалеко от Цхинвала.

А рядом, на соседних улицах мы слышали, шли танки и обстреливали дома. Им было безразлично женщины ли, дети ли. Выводили их из укрытия и расстреливали на месте. Даже в фильмах я такого ужаса не видела.

Я сегодня во Владикавказе. А бабушка моя поехала посмотреть, как ее дом там. И почти все соседи, кто с нами был в ту ночь, поехали обратно в свои дома. Все дома разрушены. Но хотят посмотреть, что  и как там. Если что, то вернуться обратно. Столько лет строили все.

Инга Джиоева - студентка исторического факультета Северо-Осетинского государственного университета

Инал Плиев: Самое ужасное - знать, что не можешь помочь гибнущим

 - В момент начала агрессии Грузии я был на работе. Последние два дня мы получали очень тревожную информацию о том, что Грузия стягивает свою бронетехнику,  артиллерию к границам Южной Осетии, к границам Цхинвала, собирает свои вооруженные силы.  Цхинвал уже обстреливался до этого из минометов, а минометы в зоне конфликта запрещены. Погибли люди уже 1 и 2 августа.

В Цхинвале работала ОБСЕ - миссия ОБСЕ в Грузии этим занималась, ее цхинвальский офис. Проводились совместные мониторинги от трех батальонов смешанных сил по поддержанию мира (ССПМ) и с участием офицеров по военному мониторингу миссии ОБСЕ  в Грузии.

У нас были смешанные силы по поддержанию мира, состоящиее из российского, грузинского и осетинского батальонов. У каждого батальона были свои наблюдатели. Три военных наблюдателя и офицер по военному наблюдению от миссии ОБСЕ проводили регулярные мониторинги в зоне конфликта и на российских позициях, и на грузинских. Если они замечали нарушения, то они об этом писали. Потом миссия ОБСЕ  в Грузии составляла отчеты по ситуации в зоне конфликта и отправляла их в Вену.

В этих отчетах, которые отправляла миссия ОБСЕ  в Грузии, не упоминалось 99 % тех нарушений, которые упоминались в рапортах этой смешанной мониторинговой группы, хотя под рапортами стояли подписи военных наблюдателей и офицеров ОБСЕ. Но в тех отчетах, которые миссия ОБСЕ отдельно посылала в Вену, 99 % нарушений грузинской стороны не было. Мелкие нарушения указывались, а грубые нарушения замалчивались. В результате Грузии никто никогда не делал никаких замечаний, никто не ставил ей на вид ее нарушения.

6 человек убили, 12 ранили - 1 и 2 августа. Снова никакой реакции. Если почитаешь отчеты ОБСЕ: обе стороны виноваты, это была перестрелка, не понятно, кто начал.

И вот полдвенадцатого, в ночь на восьмое августа я сидел на работе, когда начался сильный обстрел. Я быстро сбежал вниз на первый этаж, там находились люди, которые также задержались на работе. Все были в растерянности, не знали, куда деваться. Вокруг все взрывается, рушится. Наконец мы укрылись перед лифтом в здании правительства.

Судя по звукам, мы догадывались, что это какое-то невероятное мощное оружие и  спастись от него практически невозможно жителям тех домов, которые не обладают такой прочностью как, например, наше сравнительно новое здание, построенное в 80-х гг. К тому же многие дома не имеют подвалов. Точнее, подвалы имеют, но смотрите сами: крыша из шифера, чердак  деревянный, потолок деревянный, пол деревянный, перекрытия между этажами деревянные, а крышка подвала тоже деревянная. Какая это защита от снарядов?

В общем, было понятно, что уже неимоверное количество убитых и мы там сидим и ничем не можем помочь. Это причиняло невыносимые страдания и ужас. Главное, мы все помнили, что было 8 июля, когда простой пролет российских самолетов предотвратил в аналогичных условиях грузинское вторжение. Все ожидали, что на сей раз будет такая же бескровная молниеносная реакция, которая снова сорвет эти планы.

Однако пришлось ждать часов 16, конечно, я могу ошибаться, время в таких условиях ощущается по-другому. Российские самолеты пришли, конечно, раньше. Но результат начал проявляться лишь через 16 часов: начал ослабевать огонь, снижаться его интенсивность. Но за это время погибли сотни и сотни людей, сейчас говорят - 2 тысячи, но это только в Цхинвали. А вместе с селами может дойти и до 5-ти. Многие дома сгорели дотла. Люди, которые в них жили, о них ничего неизвестно. Их нет ни в Северной Осетии, ни в Южной, значит, они тоже сгорели там.

Мы оставались перед лифтом на первом этаже. И оттуда я звонил всем СМИ, передавали по телефону, какая обстановка. Через некоторое время аккумулятор телефона сел.

Потом раздался сильный взрыв, посыпались обломки нашего здания, оно содрогнулось. Сильнейшая ударная волна. Мы бросились на землю и ожидали, что стена не выдержит и обрушится на нас, но пронесло. Мы перебежали в другое место, в подвальное помещение, где было электричество. Я зарядил свой телефон и продолжал звонить, но никакой реакции не было, никаких самолетов, какие-то устные невнятные обещания.

И вот уже утром, когда рассвело, я перебрался короткими перебежками в расположение объединенного штаба ССПМ. По дороге видел горящие здания. Здание парламента, «Детского мира», жилые дома, университет, школы, Дом культуры Соцпрофа, редакция, типография, универмаг - все было разрушено или горело. Всюду валялись обломки стекла,  камни, оборванные провода линий электропередач, поваленные, с корнем вывороченные деревья.

В штабе ССПМ я увидел, как он был сильно обстрелян - большие пробоины в стенах, крыше, окна разбиты, деревья побиты. Я увидел Марата Кулахметова, командующего ССПМ, он был на своем посту. По рации передавали, что южный городок миротворцев, расположенный на южной окраине Цхинавала подвергся нападению с применением гаубиц, танков. Два верхних этажа трехэтажного здания горели, погибло 12 миротворцев российского батальона.

Когда мы пришли в штаб ССПМ утром, мы услышали, что грузинские танки вошли в город. То из одного микрорайона города, то из другого доносились сообщения по рации: «Они уже здесь». И они уже приближались к нам. В штабе ССПМ мы ожидали штурма. Учитывая, что было в южном городке, миротворцы ожидали, что будет штурм самого штаба.

Когда послышались автоматные очереди, решили, что уже начинается и пехотная атака. Миротворцы легли с автоматами на изготовку, приготовились отражать атаку. Хотя я мирный житель, я надел миротворческую форму, чтобы меня убили сразу, а не взяли в плен, так как уже знал, что миротворцев южного городка стреляли в упор. Ворота части были открыты, запирать их не имело смысла при таком соотношении сил. Но в это время российская авиация прилетела и нанесла удары непродолжительные, но достаточные для того, чтобы грузинская сторона к ним прислушалась.

Грузины не стали штурмовать штаб ССПМ. Видимо решили - мол, куда они денутся, и поехали дальше, чтобы удостовериться, что весь город занят и можно перейти к зачисткам. В это время российские самолеты нанесли удары по позициям вокруг города, и грузинские танкисты получили приказ отходить, что они и сделали. Они ушли из Цхинвала, сделали перегруппировку и утром следующего дня (это было 9-го числа) они снова вошли в город, но им удалось занять лишь одну восьмую часть Цхинвала - южную окраину. И там они начади заходить в подвалы и убивать мирных жителей выстрелами в голову и гранатами.

Когда мы их называли фашистами, то все говорили, что мы преувеличиваем. Нам говорили: вы должны хорошо думать, прежде чем употреблять такие слова, как фашизм, геноцид. Как будто мы истеричные люди, а все вокруг великие, мудрые, солидные.

В этом штабе был не только я, но и другие журналисты 27-28 человек, мирные жители были. Дело дошло до последней точки: уничтожались документы, чтобы не достались врагу, компьютеры, все, что было носителем информации.  Ситуация была крайней. Пару дней назад мы смотрели с помощью движка прямую трансляцию с заседания Совбеза ООН. Там западные представители проявили чудеса цинизма и лицемерия. Это было даже не какое-то виртуозное вранье, которое в дипломатии допустимо. Потому что сегодняшняя дипломатия основывается на англосаксонской модели, которая исповедует цинизм и лицемерие как лучшие доблести политика и дипломата.

Но вранье и цинизм западных дипломатов были такими дешевыми и базарными, таким неаргументированными, что было невозможно не проникнуться к ним самым глубоким презрением. Особенно когда они говорили о непропорциональном применении силы. Они утверждали, что в Грузии якобы погибли мирные жители. Однако я не слышал, чтобы в Грузии кто-то бомбил мирные объекты. В Южной Осетии военных объектов нет по определению. Все наши объекты вынесены за зону конфликта, а они бомбили мирные объекты. Может быть Дом культуры Совпрофа военный объект? Или университет? Или НИИ? И больница является таким страшным военным объектом, что его надо разбомбить? Наши старики были такими страшными террористами, что их непременно надо было убить? Детские сады, школы. Ничего не осталось, все разрушено и сожжено.

И весь мир сидит и молчит, как будто так и положено... Западные страны занимают такую позицию, будто в природе нет никаких других проблем, кроме уничтожения  Южной Осетии и тогда весь мир заживет счастливо. Это дикарская свирепая средневековая политика, которая недостойна XXI века.

Инал Плиев - начальник информационного отдела юго-осетинской части смешанной контрольной комиссии по урегулированию грузино-осетинского конфликта.

Александр Коц: Военнослужащий в натовском камуфляже расстреливал нас в упор

 - Мы с колонной машин пробивались в город. Поскольку основной путь простреливался грузинской артиллерией, командующий 58-ой армии искал безопасный путь для входа в город. Разведка нашла полузаброшенный путь через лес. Минут 40 мы ехали по этому лесу, пробивая дорогу БТРами. В колоне было около 30 машин.

Когда мы въехали в город, на одной из улиц Цхинвала попали в засаду под перекрестный огонь. Огонь велся со всех сторон - из автоматического оружия, из гранатометов. Мы сразу спрыгнули с боевых машин, побежали искать укрытие. Ребята-военные отстреливались, в то время мы сидели в круговой обороне.

Большинство ребят ранило. Затем я вместе с коллегой журналистом Виктором Сокирко из "Московского комсомольца" начал пробиваться в другую сторону из города. Бежали вдоль забора, вдоль дороги, а там растут такие густые кусты, и из одного куста выпрыгнул грузинский военнослужащий в натовском камуфляже и выстрелил в нас в упор. Я почувствовал сильный удар в руку и упал.

Стреляли отовсюду, было непонятно, куда бежать и мы решили отлеживаться. Часа полтора мы пролежали на земле, в это время бой уже сместился на другую сторону улицы, метрах в 500 от нас. И мы начали думать, как выбираться.

Виктор Сокирко был среди нас единственным, кто не был ранен, раненых лежало человек шесть. Он выскочил на дорогу и под пулями тормозил выходившие из боя БМПшки. Ему удалось остановить 2 машины, куда мы и загрузились и нас вывезли в безопасную зону.

После этого меня вместе с другими раненым на КАМАЗе доставили в Джаву - перевалочный пункт в Южной Осетии, а оттуда на "скорой помощ" вывезли во Владикавказ, в Алагир. Там уже мне сделали первичную обработку раны и рейсовым самолетом я вылетел в Москву.

- На вас были какие опознавательные знаки, что вы журналист?

- Нет, на нас не было никаких опознавательных знаков. Мы были просто в гражданке, не в форме.

- Как вы считаете, почему грузинские военные целенаправленно стреляли в мирных граждан, в журналистов - известно, что под грузинскими пулями погибло несколько российских и иностранных журналистов?

- Не думаю, что отстрел журналистов связан с желанием скрыть правду. Но то, что информационную войну мы проиграли, это факт. Посмотреть на того же Саакашвили: он и на BBC, и на CNN, и всюду. Но это вопрос не самого Саакашвили, а тех СМИ, кто такую информационную политику выстраивает. Мне кажется, западным СМИ просто невыгодно выстраивать свою информационную политику на стороне России, поскольку многие западные страны поддержали Грузию и материально, и в военно-промышленном плане. Теперь их выставлять агрессорами, когда сама Кандализа Райс называет их "нашими друзьями", просто не выгодно.

Мне кажется, в западных СМИ уже несколько лет идет запланированная акция по очернению России. В грузинскую армию было вбухано 5 миллиардов долларов. Надо же было ее на чем-то как-то проверить. Не думаю, что Саакашвили лично сам принимал такое решение.

- Как вы себя чувствуете сейчас?

- Сейчас я чувствую себя нормально, но врачи сказали, что лечение будет долгим, так как в результате ранения оказалась раздробленной кость.

Александр Коц - военный корреспондент «Комсомольской правды»

Гурам Сабанов: «Стольких детей и женщин они расстреляли!»

 - В ночь с 7 на 8 августа, когда началась война, я был дома в с. Цунар (Хетагурово). Первые часы обстрела мы как-то терпели, но к пяти часам утра слышать обстрелы «Градом». Даже сидя в подвале, нам уже стало это невыносимо. Утром 8 августа, приблизительно в 4.50, я взял своих родителей, жену, соседских женщин, хотел их отвезти их в безопасное место. Посадил я всех в машину, и мы поехали.

Пока было темно, но на всякий случай я выключил  фары. Я выехал на трассу, а там уже стояли грузины. Сначала я подумал, что это наши бойцы, развернулся и поехал по другой дороге, чтобы обойти их, но, выйдя в центр села, я напоролся на грузин. Они пытались меня остановить, но я быстро развернулся и поехал в другую сторону, пытался по улицам села где-то куда-то нырнуть, но грузинский танки стояли уже везде. И я снова напоролся  на один из них. Я дал газу и хотел отъехать назад, но грузины начали стрелять в воздух из пулеметов и автоматов. Я вынужден был остановиться. Вышел к ним, просил не стрелять,  сказав, что у меня в машине только женщины. Меня  бросили на асфальт, а за мной вытащили всех женщин из машины, старых моих родителей и какие-то мешки...  бросили всех на асфальт.  Меня обыскали, отобрали все документы, паспорт, удостоверение, вплоть до ручки. Один из военных наступил мне на руку, а у него на подошве оказались щипы, у меня потекла кровь (на  руке остались шрамы). Я выдернул свою руку, грузинский солдат не удержался  и рухнул на землю. Он вскочил, и со своими дружками начал меня бить прикладами своих автоматов. Когда мы напоролись на танк, там уже лежал Коте Мамиев 28 лет, тоже из нашего села, они  его успели уже избить.

Нас двоих они забрали с собой, женщин оставили там. Когда по селу ходили, они кричали: «Вылезайте, подлые осетины!»  Они пришли к нам через с. Авневи и остановились рядом с церковью Пресвятой Богородицы, позвали по рации  и прошлись за этим по улицам. В каждый дом заходили по 15 человек.

Довели нас до церкви на окраине села. Там, около церкви, грузины поймали еще Владика Джиоева, он работник УВО, работает в ночной охране.

Оружия у меня не было, но я был в форме, у меня ночью должна была быть смена, я должен был 8 августа поехать на работу. В корпусах нашего села живет Юрий Малдзигов. Его тоже схватили. Нас вчетвером посадили в грузинский «Джип», посадили с нами охрану в машину. Впереди нас ехали два танка, потом два БТР-а, а за ними ехали мы. С таким «кортежем» мы направились в сторону города Цхинвал. По дороге у с. Тбет мы видели автомобиль марки «Газель». Люди, которые там сидели, были из села Тедеевых, что расположено  около с. Хетагурова, они ехали к себе домой. Около родника, в середине села, увидев грузинские танки, они выскочили из машины, пытаясь спастись, а грузины открыли по ним стрельбу, и целую семью  расстреляли у нас на глазах. Бабушка и один из внуков были  убиты сразу но второй  внук, ему не больше 20 лет, лежал, у него спина вся была разбита, в крови, он еще стонал: «мама, мама». Мать их поодаль кричала, рыдала, сидя на корточках на земле. Вокруг лежали еще пять трупов, наверно их  расстреляли до того, как мы подъехали. Еще одного мужчину, его зовут Борис, у него еще кафе было в с. Тбет, поймали и посадили в другой «джип», но куда он делся потом, я не знаю.

Грузинской пехоты было  около 1500 человек как минимум, это  только те, которых я успел увидеть, много танков и БТР-ов.  Словом они - и техника, и пехота - были везде, на каждом клочке земли в нашем селе и по дороге, пока мы ехали к городу.  Эта вся армада прошлась по всему нашему селу,  по каждой улице.

В машине нам не разрешали вообще двигаться, руки мы держали на затылке. К нашей колоне присоединились танки из с. Никози. Насчитал я около 20, но их было намного больше, так как по звуку их было намного больше. Когда мы доехали до надписи «Цхинвал» у въезда в город с юго-запада, там где Дубовая роща, они убили Владимира Хубаева. У него рука была в кармане, солдаты на грузинском просили его вынуть руку из кармана, а он грузинского не знает и не понял их. Недолго думая они ему сначала открыли огонь по ногам, а потом  всю обойму пулемета в него разрядили. Ему около 65 лет было.

Потом они БТР-ом опрокинули надпись «Цхинвал», правда она им не сразу поддалась. Но пока не сбросили, не успокоились. После войны мне запись показывали, как грузины сбрасывали эту надпись и там я узнал «джип», в котором мы сидели.

Грузинские военные были похожи на каких-то зомби. Пули постоянно свистели со всех сторон, а они даже не пригибали голову. У них какое-то странное было поведение, на обкуренных походили. С ними были и украинцы, и какие-то люди, которые постоянно говорили на английском, наверно американцы. Украинцы с нами разговаривали на русском, расспрашивали нас, где и кем мы работаем. Между собой они общались на украинском. Я служил  в Полтаве и сразу узнал украинскую речь. Я знаю грузинский и понимал все, что они говорили. А американцы всегда стояли отдельно, они как наблюдатели стояли, что и как делают остальные. Они разговаривали на английском. Но многие в это не верят. Знаю и сванов, и мегрелов и знаю, как они разговаривают. Негров я не видел, но эти были намного темнее чем кавказцы, но светлее, чем негры, может быть арабы, но точно не грузины.

Грузинские военные были в полной экипировке, такое оснащение не то что мы, но и русские, наверно, не видели. Рации у них были на спинах, маленькие ящички, сбоку была кнопка, после нажатия на которую из-за спины вылетала антенна высотой до трех метров. Когда они перемещались в густой лесистой местности, они передавали координаты по рации в сторону с. Никози, наверно у них там был командный пункт. И сразу же местность с этими координатами обстреливали с минометов, станков (станковых пулеметов - прим. ред.), БТР-ов. Разница цели не давала и 5 метров. Без разницы - куда хотели, туда и стреляли.

Над городом, начиная с поворота в город и по Дубовой роще грузины поставили свои танки в ряд, за танками - БТР-ы, за ними - пехота. Все они стреляли по городу. Пехота их работала по отрядам - одни спускались стреляли, через некоторое время они возвращались, и их сменял второй отряд, рейд за рейдом. Приказы грузины четко исполняли, только и было слышно «батоно лейтенанто», «батоно сержанто». Отряды, которые спускалась в город, четко и слаженно менялись другим отрядом, и так весь день. Когда они возвращались с раненными, наготове стояли женщины - их врачи  и медсестры с медоборудованием были на 15 «джипах».

Они возвращались злыми, ругались, что, мол, осетины стоят в окнах по четыре человека, и мы не сможем их выбить. То есть по разговорам выходило, что наши ребята стояли у входа в город с нашей стороны по всему периметру и не пускали их продвинуться внутрь самого города. Они  вызвали на подмогу авиацию, и вскоре со стороны Никози прилетели два самолета. Нас высадили из машины и уложили на землю, чтобы мы не смотрели. Они бомбили район улицы Целинников, два раза над ним пролетели, сбросили бомбы и полетели дальше город бомбить. За самолетами следили, и туда, куда они сбрасывали бомбы, тут же грузины палили из танков, потом БТР-ов, за ними - всем, что еще у них было. Все стреляли туда, куда была корректировка. Со всех сторон летели пули, ведь наши из города тоже по грузинам стреляли. Потом вдруг появились еще два самолета и те тоже прошлись по городу. Они поработали, за ними прилетел один самолет, но когда прилетел последний, вдруг смотрю - с севера летят два самолета, я обрадовался и тихо говорю другим пленным, это наши, русские, летят, а они мне в ответ «да какие русские, они нас предали как и в 1991 году, когда вывели советские войска». Грузины тоже удивились, мол, с чего это наши с севера залетели, и укрылись в дубовой роще.

Самолеты пролетели над нами и полетели в сторону села Кехви, сбросили там бомбы на грузинские войска. Грузины подумали, что это на город сбросили бомбы. Вылезли обратно из леса и закричали радостно:  «чуени эреба» - «это наши». А русские самолеты тем временем сделали круг над городом, пролетели над грузинскими позициями и разбомбили их. Один из грузин, который рядом лег с нами, был убит, когда русские сбрасывали бомбы, остальные 15 из нашей охраны, что стояли ближе всех, тоже повалились, двое или трое только смоги спастись. Мы остались без охраны и, воспользовавшись суматохой, отбежали в сторону кустарников и там залегли. Мы остались живы, потому что лежали, только одного Джиоева нашего ранило в голову и руку, мы разорвали ему сорочку, перевязали его раны, но он успел потерять много крови.

Когда мы закончили перевязку, то огляделись и увидели, что грузины разбежались, кто в укрытие, кто куда. Один из грузинских солдат бегал, матерился  и все  кричал: «Где вы, осетины? Я хоть вас прикончу!» и палил в воздух. Но мы к тому времени спрятались  за кустами, нас бы точно убили потому, что грузин во время бомбежки погибло много. Оставшиеся живыми грузинские солдаты бежали кто на уцелевших танках, кто на БТР-ах, остальные пешком, часть сторону с. Никози, остальные в сторону с. Тбет. Три танка их остались там возле огромного осетинского флага, что в Дубовой роще.

Когда оставшиеся в живых грузины разбежались, то мы тоже решили идти к своим. Но наш раненый Джиоев сказал, что у него ноги немеют, и он не сможет бежать, просил его оставить. Он много крови потерял. Что нам было делать, мы не могли его оставить. Мы разделились: двое из нас - другой Джиоев и Мамиев ушли в одну сторону, а я и Малдзигов, он старше меня на год, ему 50 лет, - в другую сторону. Малдзигов все не хотел бежать, не могу, мол, и все. Я побежал немного вперед, огляделся и кричу ему, чтобы он шел за мной, услышав мой крик, грузины выскочили из-за дома и начали стрелять в меня. Но, слава Богу, в меня не попали. Переждав некоторое время за деревом, когда ушли грузины, я вернулся за Малдзиговым. Спрятались в одном из домов. Но там тоже было небезопасно, везде ходили грузины.

Оттуда мы через с. Ног кау, которое образовали беженцы из внутренних районов Грузии после войны 1989-1992 гг.  через поля и леса добрались до с. Галуанта. Из леса мы видели, что на трассе несколько  подбитых танков, рядом с которыми лежали трупы мертвых грузинских солдат. В селе нас приютили в одном доме,  у них тоже грузины убили  сына. Над с. Галуанта стояли три наших танка и стреляли  по грузинам, пытавшихся подобраться к селу и прикрывали бежавшее население из сел в округе. Дальше люди через леса перебирались на Зарскую дорогу, в п. Джава. Все спешили - кто знал, сколько смогут выстоять ополченцы села? Вскоре появился над селом грузинский самолет, но он не успел полностью разбомбить село, как появился русский самолет. Завязался настоящий воздушный бой, люди выходили из домов  и смотрели на то, что происходило в небе. Вскоре наш самолет сбил грузинский. Но и русский самолет не смог много пролетать - скоро и он рухнул на землю. К счастью наш спаситель-пилот смог катапультироваться. Где-то через пять часов он самостоятельно добрался до с. Царитов (Цариты кау) У него рука была ранена.

 Когда мы добрались до села Галуанта, то увидели, что туда же бежало население с.Хетагурова, своих родных среди них я не увидел. Мой сын стоял на посту в с.Хетагурово, когда началась война и про него я тоже ничего не знал. Меня не пускали назад, мол, грузины заняли село, но как я мог остаться, не зная, что с родными, живы ли они? В селе Галуанта, как я сказал, тоже было не безопасно, и мы обратно ушли в лес  с тем намерением, чтобы вернуться в с. Хетагурово, домой. Утром 9 августа мы с Малдзыговым втихаря добрались до села, мы пережевали за родных, так как в селе постоянно звучали выстрелы и очереди. Но приблизившись к селу, мы увидели  в поле столько танков и техники, больше 150, пехоты, наши глаза не могли все обхватить, столько их было. Они стояли везде на склонах. Мы снова вернулись в лес, но не прошло и 10 минут как в лес начали заходить грузинские танки и занимать позиции. Они встали так близко, что мы боялись даже пошевелится, держались за стволы деревьев, и  так простояли до самого утра 10 августа. Без воды, без еды уже вторые сутки, только у Малдзигова были сигареты и куревом он заглушал голод. Я его не пускал курить, а он все не переставал, затягивал одну, за другой. Чтобы в темноте не было видно огонька от сигареты он прикрывал его руками, конечно воздуха не хватало, и он начинал кашлять, тогда я  придерживал его рот рукой. А танки стояли совсем рядом и стреляли, нас могли запросто увидеть, но, к счастью, пронесло.

Утром 10 августа некоторые танки начали покидать свои позиции и уходить в сторону с. Авневи. Сколько мы еще могли там стоять? В село попасть не было возможности, и мы решили через лес перейти на другой склон. Но грузины нас заметили и начали  обстреливать из пулеметов. Нам снова повезло. Мы спрятались в одном овраге. Туда нас тоже обстреливали. Малдзигов еще зло пошутил, что лучше бы нас убили возле города, там бы хоть наши трупы нашли, а здесь и трупов наших никто не найдет. Там я оставил Малдзыгова, он не пускал меня одного, но зачем я должен был его подвергать опасности? и ушел один в село.

Человек был тогда в таком шоке, что многое уже и забылось. Стольких детей и женщин расстреляли грузинские военные! Человек не боялся смерти. Мне было уже все равно, убьют меня или нет. Но я должен был узнать, что с моими родными. Через лес и поля я добрался до села. На окраине, возле одного дома я спросил женщин, что происходит в селе. Они меня не пускали идти дальше. Сказали, что село переполнено грузинами. Добравшись до своего дома  я увидел перед ним родных и соседей.

Грузины незадолго до этого оставили село, сказав, что скоро вместо них придут грузинские полицейские. Люди были напуганы. Слышался  похоронный плач из моего дома. Все были уверены, что меня давно убили и люди приходили выразить соболезнование. Когда меня увидели, все обрадовались. Не могли поверить, что я живой. Но я сам не мог радоваться, так как не знал, что с моим сыном, жив ли он.

Только через несколько дней я узнал, что сын тоже остался в живых.  Все вчетвером мы остались живы. О том, что мой дом наполовину разрушен и мою машину угнали, я уже не думаю. Главное, что мы все мои родные остались живы. Две недели назад мы даже сделали кувд (пир  в знак благодарности Богу) за спасение всей семьи, как и многие в Южной Осетии.

Многие из нашего села были в плену - и женщины и мужчины. Да, всем селом они были в плену. Многие погибли. Они рассказывали, что грузинские солдаты забирали их в с. Авневи и там допрашивали. Но я до сих пор не понимаю, зачем они нас забрали в плен, когда грузинские войска двигались в сторону города. Может быть в качестве живого щита?

Но самое главное, я хочу выразить огромную благодарность тому летчику, который разбомбил грузинскую технику над городом, благодаря чему мы остались живы. Нет слов, чтобы его отблагодарить. Я бы хотел ему сделать много хорошего. Я обязан ему жизнью. Спасибо нашим парням, что так выстояли до прихода российских войск. Смотря на город с высоты, откуда его обстреливали и бомбили грузины, я был уверен, что в городе живых не осталось. Все горело. Куда бы я ни посмотрел - все горело, город был объят пламенем, дышать было нечем, стоял стойкий запах гари и пороха. Я был уверен, что камня на камне не осталось в городе после таких бомбежек. Но наши парни  выживали и опять не давали врагу свободно ходить по городу. Они стояли против танков и грузинской авиации  с автоматами и гранатометами. Когда все стихло после войны, я не мог поверить, что столько людей осталось в живых, даже некоторые дома целыми остались. Просто чудо или как у нас говорят: «Если Бог не хочет, что бы ты умер, тебя никто и ничто не убьет».

Гурам Сабанов - майор юстиции, оперативный дежурный  Уголовно-исправительной колония №1 УИН МЮ РЮО