Как умирал СССР. Невыученные уроки прошлого

30 лет тому назад, а точнее 28 июня 1988 года, в Москве открылась XIX партконференция. Напомню, партия тогда была одна, КПСС. И пришедшие недавно реформаторы небезосновательно считали, что это и есть главный тормоз перемен.

Ну, а как вы думали. В такой конфигурации страной по сути правили три «В» – «всевластие», «вельможность», «вседозволенность». На практике это выражалось так: видимость демократии сохранена, все выбираются, все избранные отчитываются, но в реальности в 99% случаев из 100 гарантировались выборы того руководителя, который согласован в верхах. Происходило это, во-первых, благодаря открытому голосованию и во-вторых, благодаря безальтернативности.

Верхи такая система вполне устраивала (а то!), низам до поры до времени было просто наплевать. Я не раз рассказывал про свою запуганную советской жизнью бабушку, которая даже на домашней кухне отказывалась обсуждать, как живёт (жирует) руководство страны – «это небожители». И ставить перед собой такую высокую планку, как пробраться в партийную элиту, могли только самые дерзкие… готовые на этом многотрудном пути на любую подлость (вплоть до доносов), иначе наверх не выскочишь.

Но к 80-м годам даже на нижних этажах советского общества началось серьёзное брожение. Причём не только в кругах интеллигенции, которая к этому моменту смирилась с потерей надежд на демократизацию, что были у неё, наивной, в хрущёвскую оттепель, и делала ставку на эмиграцию – еврейская жена была воистину средством передвижения. Впрочем, я в армии и от деревенских парней слышал – Высоцкий действительно женат на француженке? Он что, дурак здесь сидеть?!

Пролетариат бродил по-другому, этот класс явно не интересовали отстранение Твардовского от «Нового мира», высылка Солженицына или полузапрет «Зеркала» Тарковского. Но именно 70-е – расцвет профсоюзного туризма. Понятно, что советский народ ездил не в Париж… зато в Тбилиси, Ереван, Ташкент. И видел, как жируют нацреспублики за счёт теневой экономики. При этом единственными экономическими донорами огромной страны были РСФСР и БССР (УССР еле-еле саму себя обеспечивала), остальные явные нахлебники.

Что касается межнациональных отношений. Не буду вспоминать армейские мордобои, писал о них не раз. Вспомню скромно одетую (на грани бедности) русскую бабушку, подошедшую к нам, девятиклассникам, у колхозного рынка города Тбилиси. Спросив, откуда приехали и выслушав восторги о грузинском гостеприимстве, подогретые стаканчиками домашнего вина, она наклонилась к нам и прошептала:

- Будьте очень осторожны, деточки, они здесь все сволочи…

К слову, и в ЦК понимали, что по национальным окраинам Союза творится что-то не то. Метод борьбы с этим антисоциалистическим явлением был предельно прост – назначать на вторые посты в республиканских госорганах варягов из Центра и вообще разбавлять… разбавлять этническую идентичность. Что к концу 80-х привело к кровавым столкновениям и откровенному сопротивлению местных элит.

Но это будет позже. За десять лет до перестройки… даже ещё раньше… пассивное сопротивление рабочего класса заключалось в вывешивании портретов Сталина на ветровые стёкла грузовиков. Для интеллигенции того периода кумиром был академик Сахаров… чувствуете разницу взглядов?

Тут необходимо сказать о том, что с конца 60-х рабочее население городов, особенно мегаполисов, маргинализировалось за счёт притока выходцев из деревень. Помните слово лимита? О ней речь. То есть, традиционно деревенская Россия превращалась в городскую достаточно искусственным путём и, как было принято в том обществе, ударными темпами. Отсюда и проблемы.

Людям обещали жильё. Когда-нибудь. А пока заселяли в общежития. Да, что-то строили специально для них, в такие дома от предприятий часто переселяли почти целиком рабочее общежитие со всем общежитским укладом. В новых микрорайонах («спальных») инфраструктура за этим процессом просто не успевала, что и приводило к маргинализации – люди смогли выехать из деревни, деревня не хотела из них выходить, возникало взаимное отторжение с городом.

Квартиры лимитчикам обещали дать лет через пять, в реальности они их получали через 10-15. И то не все. «Москва слезам не верит», самый популярный фильм о лимите. Во второй его части все три героини из общаги живут в собственных квартирах… но! Одна удачно вышла замуж за москвича, вторая менее удачно, но за известного хоккеиста, третья сделала ошеломительную карьеру на производстве. А вот простой истории, как строитель из деревни превращается в строителя городского… нет такой.

Почему так бежали из деревень? Опять рассказывает советский кинематограф. Заглавный герой ленты «Семь невест ефрейтора Збруева», демобилизовавшись, мотает по городам, весям и стройкам, лишь бы не в родную деревню. Даже пообщаться с мамой, хлопнуть рюмку с друзьями, потусоваться на танцах с бывшими одноклассницами. Он что, детдомовский сирота? Об этом в картине ни слова. По-моему, своеобразный код от создателей – делать там нечего. Премьера ленты, кстати, пришлась на очередной пик лимитного набора, возможно, таков был госзаказ.

То, о чём редко говорят, но я читал в паре источников. В 60-70-е в стране практически исчезает подкласс домохозяек – женщин, полностью занятых обустройством быта своей семьи. Если в фильмах 50-х неработающие мамы часто встречаются у киношных школьников, то через десятилетие их нет, я, например, просто не знал ни одной. Думаю, тут сразу несколько факторов – и нарождающийся феминизм, и желание жить лучше, и невозможность одному мужчине достойно содержать семью. Был момент, когда инженерно-техническим работникам резко урезали оклады, увеличив их рабочему классу. Интеллигентным жёнам ИТРовцев пришлось выходить на работу, часто низкоквалифицированную, что тоже положительно не сказалось на социальном здоровье советского общества. Думаете, единичные случаи? Вы не поверите – за пятнадцатилетие, считая с середины 50-х, 30-миллионный класс российских домохозяек уменьшился до 5 миллионов. Вот так же и я обалдел, когда прочитал эти цифры… но потом вспомнил свою старшую тёщу и поверил.

Ещё вспоминаю, когда появились анекдоты про Ленина. Сразу после 70-го года, перегнули с празднованием столетнего юбилея вождя. Все эти «запахи Ильича» и «Ленин в розливе»… то есть, в народе не осталось ничего святого, даже для шестидесятников его имя было священным – «а вот Картавого ты не трогай!» (из кухонных разговоров).

Но вернёмся к сути. XIX партконференция фактически была направлена на одно – ввод института тайного голосования на собраниях и альтернативности при выборе руководителей. И всё. Система зашаталась. Сразу стал набирать обороты популярности опальный Ельцин. К тому же Горбачёв, почувствовав вкус популизма, начал борьбу с привилегиями у отельных групп, кичась своей демократичностью. Народ аж взвыл от восторга.

Не всё проходило гладко. Ладно аппаратчики, типа Лигачёва, на них никто особого внимания не обращал. Но насмерть стояли Вооружённые Силы и военно-промышленный комплекс. Военный бюджет занимал 40% национального дохода, по военным расходам СССР держал мировое лидерство. Ни армейские чины, ни директора оборонных предприятий и не думали отказываться от привилегированного положения, ВПК и слышать не хотел ни о какой конкуренции или конверсии. Они сами не заметили, как их вся напускная грозность превратилась в мыльный пузырь - высшие офицеры частей, дислоцированных в Восточной Европе, стали больше торговать, чем маршировать.

Генералы-адмиралы настолько обиделись на новое руководство страны, что постояли в сторонке во время событий августа 91-го, что и привело к развалу СССР. А ведь всё началось в июне 88-го…

P.S. Тридцать лет назад я дорабатывал свои последние месяцы в государственном кинематографе, собираясь уйти в свободное плавание.

Помню, у проходной киностудии столкнулся с человеком из первого отдела Мосфильма, он мне как-то популярно объяснил, почему конкретно механик Черток может забыть о заграничных киноэкспедициях на неопределённый срок. Никогда не видел его в коридорах или буфетах… а тут идёт, как рядовой. Да ещё меня узнал.

- Всё, прощайте, - говорит, - ухожу я от вас, не поминайте лихом.

- Один уходишь или вся контора? (я с ними особо не церемонился, сразу переходил на «ты»)

Он как-то обречённо махнул рукой, потом приблизил лицо… будто клыками в сонную нацелился:

- Не радуйся, сука, мы всегда будем рядом…

И направился к проходной почти строевым шагом.

Не знаю, жив ли.

А я вот… живу.

Леонид Черток