Якорь Ломоносова

Архангелогородец Вячеслав Орлов уверен, что он принадлежал отцу великого учёного

 Вячеслав Орлов, конечно, не учёный. Но он открыто опровергает все исторические сведения об отце Ломоносова. Своё весомое доказательство, касающееся жизни Василия Дорофеевича Ломоносова, отца знаменитого учёного, Вячеслав Михайлович приобрёл однажды у пожилого помора за две бутылки водки.

В первую очередь, северянин не доволен тем фактом, что гласит информация выставочного стенда музея Ломоносова из одноимённого села. Василий Дорофеевич, оказывается, имел в своём распоряжении такое «новоманерное» судно как «гукор».

 Этот факт, на самом деле, не совсем соответствует действительности: Не «гукора», а «кокора»

 - Какая ещё «гукора»? – не понимает современный знаток истории поморской жизни, - все поморы, в это время, ходили в море только на карбасах. Карбас - это большое промысловое судно длиной до восьми метров. Его высота составляла не менее двух, а ширина не менее двух с половиной метров. Масса поморского произведения корабельного искусства зачастую доходила аж до четырёх с половиной тонн. На таком своеобразном гиганте наш северный люд привозил столько рыбы и ягод, чтобы спокойно можно было пережить холодные зимние времена.

Василий Дорофеевич обычно ходил в море по два, а то и по три раза за сезон. На что, кстати, в те суровые времена отваживался далеко не каждый.

 Вячеслав Михайлович также, не согласен и с версией о том, что на борту карбаса Ломоносова, было написано имя «Чайка»:

 - Поморы на своих бортах, на самом деле, никогда ничего не «намалёвывали». У них просто для этого не хватало никакого времени. У них все дни занимал обычный процесс обеспечения жизнедеятельности. Чуть отвлечёшься, упустишь время и всё, - останешься без запасов на зиму. Кроме всего прочего, карбас был промышленной лодкой. разукрашивать которую просто не было никакого смысла. К тому же в то время просто не существовало никакой подходящей краски. Разве что чёрная и светлая смола. Светлая смола получалась из тюленьего жира. На печи этот жир смешивали с пеком (продуктом перегонки смолы). Одну смолу нельзя было провести – от лодки отвалится. Совсем же без смолы судно просто морской солью разъест. А у поморов карбасы долго хранились. И именно из-за пропитки судна тюленьим жирком.

Версия гибели старшего Ломоносова

Карбас Василия Дорофеевича был гукорным, или, правильнее сказать, «кокорным». Видимо, из-за этой характеристики судно Ломоносова-старшего и одарили «новомодной» классификацией.

 Кокорой в XVIII веке называли обычный шпангоут.

Вячеслав Михайлович не согласен и с официальной точкой зрения смерти Василия Дорофеевича, высказанной северным писателем Борисом Шергиным. Согласно его версии, смерть своего отца Михаил Васильевич, будто бы, увидел во сне, и будто бы он умер в губе Глухой, в районе острова Моржовец в Белом море. И сон этот, как сообщает Шергин, якобы впоследствии подтвердился.

 - Василий Дорофеевич там не погибал, - не сомневается архангельский путешественник, - в первую очередь потому, что там нет такой губы. К тому же поморы испокон веков говорили, что на Моржовце вообще делать нечего. Там никто и никогда не останавливался на зимовку. Зачем зимовать в том месте, где землю «украшает» лишь тундра с её болотами и мхами? Даже рыбы вдоль острова  не найдёшь. Вся рыба идёт ближе к материку.

Версия Бориса Шергина могла бы быть вероятной, если бы, скажем, все события происходили бы в спокойном Чёрном море. Белое же море всё состоит из течений, меняющих своё направление по несколько раз на дню. Причём все течения проносятся мимо острова, не давая причалить там даже щепке. Что уж говорить о целом карбасе?

Наиболее вероятным местом гибели Василия Дорофеевича современный путешественник считает мыс Зинегорский Зимнего берега Белого моря. Крутой, обрывистый берег, постоянное приливное течение. Поморы прозывают его «Золотицей». Это настоящий мыс-убийца, который необходимо проходить как можно дальше от берега. Иначе приливное течение не спасёт, а утянет на дно. Много поморов утопила там, коварная. В девяти милях южнее и севернее этого коварного места поставлены мощные обетные кресты, «в память о тех, кто честно плавал».

В деревне Патракеевка, располагающейся как раз на этом самом побережье и отданная в советское время детскому дому. В ней поморы часто ставили свечку «за упокой души» Василия Дорофеевича.

Якорь Ломоносова

Несмотря на всю опасность, поморы из Архангельска предпочитали отправляться именно на Зимний берег Белого моря, как наиболее рыбное место. И там, кстати, бывал и Вячеслав Орлов, как современный исследователь жизни Василия Дорофеевича Ломоносова.

 Отправился он туда на своей яхте «Нерпа». Это было обычное морское путешествие на яхте, каких Орлов за свою жизнь совершил не один десяток. В том же походе его судно порядком потрепало в шторм. Пока этот шторм Вячеслав Михайлович пережидал на берегу, его судно сорвало с якоря, после чего «Нерпу» пришлось долго ловить.

Степан Николаевич, фронтовик и хороший знакомый архангелогородца Орлова, как раз проживавший в Золотице, пришёл на помощь. За две бутылки водки пожилой помор снабдил «Нерпу» настоящим раритетом. Как оказалось, яхта была укреплена настоящим кованым якорем, бытовавшем в наших краях аж в XVII-XVIII веках.

 Более десяти лет якорь провисел у Орлова на даче. Там то и раскрылась вся ценность реликвии. С якоря отпала краска, скрывавшая ранее клеймо «Л.В.Д» и, как рассказали знающие люди, этот якорь, с большой долей вероятности, изначально принадлежал отцу великого учёного – Василию Дорофеевичу Ломоносову. И он, по большому счёту, вообще, может стать единственной в мире вещью, оставшейся от этого, далеко не рядового для мировой истории человека.

Константин Тараканов, сотрудник Архангельского краеведческого музея, сторонник РУСО

P.S. О популярной версии происхождения рода Ломоносовых читайте здесь.