Подельники. 40 лет без Брежнева

Ровно 40 лет назад отошёл в мир иной генсек Брежнев. Впрочем, советскому народу (ну и мировой общественности) об этом сообщили только 11-го. Говорили, чтобы не портить переживаниями духоподъёмный День милиции с его традиционным концертом «всех звёзд». Повод – огонь, так опустить первое лицо государства сразу после не безвременной кончины!

От Ильича до Ильича без инфаркта и паралича – шутила по кухням московская интеллигенция, не ожидая для себя ничего хорошего от такой смены власти. Наоборот, готовились к ещё более мрачным, в смысле свободы, временам.

О смерти Леонида Ильича я узнал в городе Ярославле, куда съёмочная группа «Мосфильма» приехала снимать, наверное, самый плохой в истории мирового кинематографа спортивный фильм «Такая жесткая игра хоккей». Несмотря на истерику директора картины, строгий парторг отменил на три дня траура все съемки. 

Ну, мы и начали скорбеть, как умели. То есть, заслали гонцов в ближайший вино-водочный отдел. Но бродили, пошатываясь, по гостинице со скорбными лицами. Даже строгие дежурные по этажам сочувственно кивали, думая, по провинциальной наивности, что киношники лично знакомы с членами ЦК. Зато на включённые магнитофоны и застольное «Ой, мороз, мороз!» в номера врывался милицейский наряд с укоризненным «В стране такое горе…». При этом подмигивали исподтишка, мол, служба у нас такая. 

Это был первый траур в грядущей веренице «генеральных» смертей, даже я испытывал некоторое душевное беспокойство. Разговоры за столом сводились к тому, что «король умер, да здравствует король», и прогнозам — кто он, этот следующий король? Уже через три дня страна узнала верную народную примету: кто в некрологе значится председателем похоронной комиссии, тот и следующий в очереди к трону.

— Ты знаешь, я так плакала — призналась мне по телефону знакомая костюмерша.

— Ты с ума сошла?! Хуже уже не будет.

— Ну, как же, я с Брежневым всю жизнь прожила. Жалко дедушку…

Тут и мне взгрустнулось. Действительно, с этим генсеком прошла и моя сознательная жизнь. Хрущёва убрали, когда мне было пять лет. Мама рассказывала, как возила меня в коляске на Большой Каменный мост встречать кортеж с Юрием Гагариным и не верила, что я это помню. А ещё помню, как в нашем домкоме выдавали на руки по два килограмма муки в месяц. По странной прихоти за ними должны были приходить все члены семьи, и я порывался лично нести до квартиры «подарки от Хруща». Еще помнил обожаемую мной кукурузу на прилавках гастронома, которая в одночасье исчезла вместе с Никитой Сергеевичем. А дальше жизнь протекала с Леонидом Ильичём. Именно он смотрел на меня с правой стены нашего класса, по центру лучились добротой глаза дедушки Ленина.

Моему поколению повезло. Мы пропустили не только войну и массовые репрессии, но и Венгрию-56, а также расстрел рабочих Новочеркасска. Даже Прага-68 нас не коснулась по малолетству. Я не могу назвать себя представителем «поротого поколения». Какие там порки? За политику уже сажали редко. Чаще «клали на лечение» в психушки, и еще неизвестно, что было страшнее. По молодости и глупости я как-то задал вопрос замполиту - почему именно психбольницы? И он строго ответил, что только душевнобольной может не понимать преимущества социализма, ему же каждый день об этом по телевизору рассказывают и в газетах пишут. Действительно, знакомый педагог из школы для умственно отсталых рассказывала, что у них по утрам обязательная политинформация. Кстати, тот замполит оказался приличным человеком, не сообщил о моих вопросах «куда следует»…

И, всё-таки, нам повезло с временем. Мы, выростки брежневской эпохи, были освобождены от необходимости писать доносы на своих родителей, соседей по этажу и одноклассников. Но я на всю жизнь запомнил те собрания, на которых исключали из пионеров или комсомольцев тех, кто отъезжал вместе с родителями куда-нибудь на ПМЖ. Они ещё и визу не успевали получить, но уже были лишены права сидеть за одной партой с советскими детьми. И мы должны были клеймить позором вчерашних друзей, иначе могли возникнуть проблемы с характеристикой в институт. В 5-6 классах мы по детской доброте пытались найти им оправдание. Не в детский же дом идти, в конце концов? А там, в злой и враждебной Америке, они непременно вступят в коммунистическую партию, и вместе с угнетенными неграми будут бороться за права трудящихся. 

Зато в старших классах во время перекуров за школой этим «отщепенцам» уже откровенно завидовали. Ведь они уезжали жить в волшебную страну «Мальборо», жевачки, джинсов и Beatles. Я искренне благодарен перестройке, прежде всего, за то, что она позволила посмотреть ту красивую жизнь изнутри, примерить её на себе и безболезненно вернуться обратно. Иначе мог бы наломать дров. В те годы мы получали первый серьезный урок лицемерия, учились жить с фигой в кармане. Конечно, моя школа в самом центре Москвы не показатель, но именно из таких привилегированных спецшкол вышли многие нынешние политики и капитаны бизнеса. Так что, делайте выводы…

В принципе, Леонид Ильич с соратниками ничем не отличались от своих простых ровесников. Мои престарелые родственники при нём впервые в жизни облегченно вздохнули и были согласны на любые очереди.

— Лишь бы не было войны! — как молитву повторяли они.

— И Сталина! — добавляла моя диссидентствующая матушка. На неё испуганно шикали.

А мы, юные раздолбаи 70-х, мечтали о войне. Именно она представлялась для нас высшей целью служения своей Родине. Так нас советский кинематограф воспитал, искреннее спасибо ему за это. Вместо воинского подвига нам подсовывали суровые армейские будни, целину или БАМ. Первая теряла романтический ореол после рассказов вчерашних дембелей об ужасах дедовщины. Два других рассматривались исключительно с точки зрения больших заработков, что тоже не факт. 

Как же повезло нашим родителям, для них примером беззаветного служения идеалам были френч Сталина и косоворотка Хрущева. Наши вожди уже красовались перед нами в английских костюмах и ондатровых шапках, дублёнки становились спецодеждой номенклатуры. В официальной пропаганде деньги продолжали быть абстрактной субстанцией до прихода коммунизма. 

Нас кормили борьбой за мир. Страна варилась в собственном соку, ездила на ущербных «Жигулях», носила зимой войлочные сапоги и целый год копила на пальто с воротником из цигейки. Так мы расплачивались за стабильность и «лишь бы не было войны». 

То, что не могли произвести сами, например, пшеницу, обменивали враждебного Запада на нефть. В принципе, так сегодня живут все ресурсные страны Арабского Востока, исповедующие тоталитарный стиль правления. За некий гарантированный прожиточный минимум там тоже требуют забыть такое понятие, как «гражданские свободы».

Адепты брежневской эпохи любят вспоминать о миллионах квадратных метрах жилья, ежегодно сдаваемых в 70-х. Тогда у меня вопрос - почему до сих пор жители центра Архангельска обретаются в гниющих «деревяшках»? Наверное, в Москве с этим делом и тогда было проще. Но для новой квартиры вы должны были иметь не более 6 кв. м на человека. Даже при наличии достаточной суммы денег вступить в кооператив было проблематично. В основном строили крупные предприятия, и, прежде всего, для рабочего класса. Многие инженеры из-за этого вставали к станку или шли штукатурами на стройки. А то, что на их высшее образование истрачены бюджетные деньги, даже государство не волновало. Когда актёры Театра Советской Армии, где в те годы работали мои родители, в тоске стенали, почему им платят сущие копейки, партийное руководство откровенно отвечало - за кайф. Хотите больше, идите камни ворочать, гегемон у государства в приоритете…

Но и для такого решительного поворота судьбы, как отъезд на БАМ, нужна была серьезная мотивация. Например, вы действительно нуждаетесь в кооперативе, жена грезит о собственном дачном участке, единственной детской мечтой был личный автотранспорт отечественного производства. Но даже если вы уходили от кульмана к станку, и ваша 140-рублёвая зарплата увеличивалась в два раза, то качество жизни всё равно существенно не менялось. Разве что, позволить себе не выгадывать мелочь у прилавка, пару раз проехаться на такси и отметить день рождения в ресторане.

На магазинную еду вам и раньше худо-бедно хватало, а в ресторанах желательно было иметь своего официанта. Это не говоря об одежде и мебели. Никогда не забуду того унижения от советской власти, которое я испытал в ночной очереди за финскими сапогами ценой в 67 рублей, имея в кошельке неправедно заработанные полторы тысячи. Жизнь сама науськивала идти в сферу обслуживания, где лицемерно платили около 100 рублей. Официанту и мяснику власть как будто говорила: вот тебе официальные копейки для приличия, остальное доворуешь. Именно тогда в стране появился бартер, знакомая заведующая кондитерского отдела притаскивала домой сумки с бананами и копченой колбасой. Я помню высказывание Леонида Ильича на жалобу о низких стипендиях:

— А надо подрабатывать, как я в юности. Вагон разгрузил - два мешка себе. Все так живут.

Неплохое руководство к действию? Так и жили…

Вот от таких слов, от таких поступков на самом верху, от бриллиантов Гали Брежневой, о которых в конце 70-х судачили во всех пивных, и наступила эпоха равнодушия. Через год работы в кино мне стало предельно ясно, что время самостоятельного творчества наступит к 45 годам, и это в лучшем случае. Ну, не повезло с папой Бондарчуком или Михалковым, а скромные способности были никому не интересны. Даже 40-летним вторым операторам мэтры презрительно говорили: «Молод ыщщо!» Конечно, молод, для тех, кто заседал в президиумах, и пятидесятилетний казался щенком. Уходить с «Мосфильма» искать счастье в другом месте было бессмысленно. Везде то же самое, кино привлекало вольницей и неформальностью отношений. Мой тогдашний тесть, оставивший на поле брани обе ноги, сказал однажды страшную для самого себя вещь:

— Ваше поколение спасет война. Она выбьет нас, старпёров.

На тот момент я был уже взрослый мальчик и войны не хотел. Просто делал деньги в ущерб искусству и ждал возможности эмигрировать. Но тут подвалило счастье нежданное — Перестройка. Как же мы устали от «Вкусов хлеба» и «Секретарей парткомов», как мы кинулись снимать «Маленьких Вер». Так этим увлеклись, что чуть было совсем не потеряли свое кино, теперь любой мысли с экрана радуемся. Потому что голодные были. Это в кино. Но и в политике, и в бизнесе было то же самое: до денег и власти дорвалось поколение, смирившееся к 30 годам с двойной моралью, разучившееся верить и умеющее читать только между строк. Поколение равнодушных. Скажите, кого в этом винить?..

Я не пытаюсь переложить собственную вину на чьи-то плечи. В том, что мы сделали, наша заслуга. В том, что не получилось, наша вина. И Леонид Ильич Брежнев здесь ни при чём. Хотя нет, при чём. Он наш подельник!

Леонид Черток