«Сцены из супружеской жизни»: умом в России не понять

Да-да, читатель-киноман, не вздрагивай, речь пойдёт об американской версии знаменитой ленты великого (без натяжек) шведа Ингмара Бергмана. В далёком 1973 году он буквально взорвал чопорный буржуазный мир (а был ещё и социалистический) откровениями о том, что на самом деле происходит за стенами дома добропорядочной европейской семьи. Вплоть до избиений слабой половины сильной. Не говоря уже о моральном садизме.

Понятно, что советский зритель этого не мог увидеть по определению, тем более, сравнить разность менталитетов. Но так ли мы изменились за прошедшие полвека?

Новая версия в модном формате мини-сериала, как и первоисточник, построена в основном на диалогах семейной пары, разочаровавшейся в межличностных отношениях («эстетика радикального минимализма»). И ведь держит… не зря Ларс фон Триер называет своего шведского кумира в профессии скорее писателем, чем режиссёром (что хорошо видно на примере не менее знаменитой «Земляничной поляны»).

Завязка сюжета та же – герои наблюдают кризис отношений у друзей семьи и задаются вопросом – неужели у нас может быть тоже самое? Как сглазили…

А дальше… дальше начинаются нюансы текущего момента. Теперь развестись гораздо проще, не сложнее, чем поменять старую машину на новую, социум к этому поцессу относится с пониманием. Одной проблемой уже меньше.

И инициатор развода поменял пол, уже не муж «сходил налево», но жена. А что, имеет право и, главное, возможности. Если в старой версии супруг-профессор зарабатывает больше супруги-адвоката (вот были времена!), то в новой мужчина той же профессии оказывается менее финансово состоятельным в сравнении с женщиной, работающей в сфере IT-технологий. Последняя осознаёт, что именно за ней шикарное будущее и берёт (пытается брать) инициативу в свои руки буквально во всём. Ровно до того момента, пока, расслабившись от воспоминаний о первых годах счастливого брака, не оказывается в известной позе, где всегда доминирует самец.

Ещё одно различие двух версий. У Бергмана герои безумно увлечены своими внутренними переживаниями, из-за которых их поступки часто становятся иррациональными (хотя зритель из того времени им очень сопереживал), зато почти совсем не говорят об общих детях, они где-то на периферии их сознания. У Леви (автора «Сцен…» 2021 года) проблема общей дочери присутствует в полный рост, как и положено в современной Америке. Иначе… иначе рефлексирующую парочку порвут не только общественные организации, но и полиция, такова реальность. «А ты подумала об Аве?», «что подумает Аве о нас?», «с кем захочет жить ребёнок?» - произносится из серии в серию. Хотя ребёнку вполне комфортно жить и в такой ситуации, да ещё, капризничая, выгадывать из неё плюсы. Но это в нашем, российском представлении.

В американской версии именно муж выглядит пострадавшей стороной. Рефлексирую на тему своей финансовой плачевности (весьма условной на наш взгляд), к чему добавляется его происхождение (в юности был почти иудейским ортодоксом, от чего его излечила именно страсть к избраннице), именно он берёт на себя роль хранителя семейного очага, окружающего домочадцев почти удушающей заботой, что диктует его религия. Причём размолвка и последующее расставание только разжигают его сексуальное влечение. Так и слышишь возмущённый возглас российских домохозяек за кадром – «да чего же этой дуре ещё надо?!».

На самом деле, обе версии одного сюжета с разницей в полвека об извечной проблеме полов – непонимании друг друга, ценностях, на которых держится институт брака в тот период, когда страсть затухает естественным образом, о поиске иных форм отношений, умении подстраиваться под обстоятельства, о кошмаре внутреннего тотального одиночества в перенаселённом мире. Должно быть понятно любому зрителю безотносительно места рождения и территории постоянного проживания. Тем более, что общего рецепта нет, всё остаётся на суд зрителя.

Если бы… ох, если бы!

В советском кинематографе тема развода, если и освещалась, то весьма осторожно. Ещё бы, если даже в супружескую постели персонажи ложились в пижамах и комбинациях, а когда требовала международная обстановка, то в шароварах и при портупее.

Соответственно, главной причиной для развода в эстетике соцреализма становилось несовпадение идеологических взглядов, реже – несоответствие одним из героев моральному облику строителя коммунизма. Что интересно, внутреннее состояние детей чаще оставалось за кадром, зритель по умолчанию знал, что государство их не оставит. Как и то, что развод, хоть и частое, но нехарактерное явление, причиной которого никак не может быть сексуальная неудовлетворённость одного из супругов. Андрей Смирнов как-то подробно рассказывал, какое возмущение цензоров вызвала в его полузапрещённой «Осени» одна лишь женская фраза – «Был бы ты мужик в постели ого-го… так ведь нет этого». Запретная тема, харам.

Однако и в том маленьком глотке сексуальной раскрепощённости на экране мужчина уходил из семьи к свободной от брачных уз женщине. Обратный вариант однозначно бы ставил на героине печать известного слова из пяти букв с мягким знаком в конце. Без всяких скидок на душевные переживания и общую неудовлетворённость. Тем более сексуальную, такой мотив гражданским судом даже не рассматривался (лично был свидетелем).

Что касается финансового неравенства супругов. Тоже нехарактерное явление, ибо работали не за деньги, а во благо. Яркий пример тому – «Москва слезам не верит», где великолепный Гоша-слесарь изначально уверен, что зарабатывает больше встреченной в электричке женщины. Его даже не смутила вопиющая разница их быта – он живёт в коммунальном полубомжатнике, она – в обставленной с претензией на импортность типовой двухкомнатной квартире. Однако рефлексия и его накрывает при узнавании социального статуса возлюбленной – большой начальник. При этом свободное время он проводит с друзьями-учёными, она – с подружками-неудачницами.

Но народ верил и верит во всю эту несуразицу, смотрел и смотрит. Как известно, все мы вышли из «Чапаева» и «Броненосца Потёмкин» (говоря кинематографическим языком). Так что «Сцены из супружеской жизни», что великого шведа Бергмана, что талантливого израильтянина Леви будут для основной массы российского зрителя чем-то вроде «они нам показывают забугорную жизнь». Ведь даже сейчас многие семьи сохраняются лишь по одной причине – обоим просто некуда уйти. А часто и не к кому… ибо менять шило на мыло.

Американская версия заканчивается кадрами пустынной улице, на которой стоит опустевший дом распавшейся семьи, с пустыми коридорами и неразобранными кроватями. Символ тотального одиночества в современном мире, внутренняя пустота героев, так и не вернувших прекрасное начало своей семейной истории. Почему… знак вопроса.

Что думает российский зритель – «да они там зажрались» и вспоминает известную поговорку про сытого и голодного. Мужик непьющий-некурящий, почти не матерится, что ещё дуре надо?!

Кино для всех… но не для нас.

Но хорошее кино. Единственное, если следующий ремейк «Сцен…» будет про отношения гей-пары, моя психика точно не выдержит.

Леонид Черток