Олег Григораш, ДМБ-88, служил в отдельной мотострелковой роте Центральной Группы советских войск (Чехословакия). Воинская специальность – снайпер. Рядовой запаса. Уходя на дембель, дал себе слово больше никогда не бегать… даже за отъезжающим автобусом. И держит его до сих пор.

Сегодня журналист, поэт, писатель, политтехнолог.

Цвет войны

Солдатское слово – мат.
Окопная правда – твердь.
За правым плечом – автомат.
За левым плечом – смерть.

В «Китайскую стену» – штык-нож.
Тянется розовый след.
Песни и письма – ложь.
Обратной дороги нет.

Выбит путь Третьего Рима
Трассерами в ночи:
Красные пачки «Примы»,
Чёрные кирзачи.

***

Ты сядешь за стол, аккуратно поставив
Ледяную хрустальную водку,
Томаты, от спелости карие,
Шмат мяса со сковородки,
Хлеб чёрный, соль белую, красный
Лук и зелени, много зелени,
Ты будешь пронзительно ясный,
Как двадцатилетний Есенин,
Большими глотками шагающий,
Стремительно-непреклонный –
Не чокаясь, за товарищей,
За каждого поимённо.

Осенний призыв

Свет с утра внезапный, острый, льдистый,
Валит снег на головы и крыши,
Осыпается крахмал лучистый
По земле, холодным небом дышит.

В поездах военных первогодки
Бледные, как в рукописи древней,
Льют в стаканы огненную водку,
Держат путь в горящие деревья. 

Снайпер

Из бруствера обзор, как из ложи,
Театр бойни костром распластан,
Снайпер хочет курить до дрожи,
Затвор яростно лязгает: «Баста!»

В прицел видно, как чёрная птица
Над землёю круги сужает,
И уже ничего не случится,
Танки в сумерки уезжают.

Ночью гаснут выкрики «Feuer»,
Леденеет срез лунной дыни,
На любой фронтовой территории,
В городах и в горах – пустыня.

Оказавшийся в чёртовом месте,
Снайпер смерти ведёт пунктиры,
А приснятся ему созвездия,
Что похожи на карту мира.

Бомбардировка

В сумерках ярко-синих,
На маленькой станции,
Где снарядами сбиты железные буквы,
Расцветала акация,
Букет раскрывался,
В привокзальном сквере лежали трупы.

Облетевшие платья
Пепельно-голубые,
Золотой бант медведя,
Полевые цветы,
В тупике у вокзала лежали дети,
Пламенела акация из темноты.

У кирпичной стены -
Кипень ломаных веток,
Чьи прозрачные руки тянулись обняться,
Становились воздушными, таяли светом,
В сумерках ярко-синих
Расцветала акация.

Командир пехоты

Командир пехоты бронзовой породы,
Он один остался от убитой роты.
Рот у командира пополам разорван,
Голова разбитая бряцает патронами.

Тёплую пьёт воду из зелёной фляги,
Смотрит, как редеют облачные флаги,
Щурится на солнце властное, чужое.
Скалы звенят цепью, в горы лезут строем

Ящеры-абреки. Щёлкают затворы.
Каменные реки, огненные норы.
Слившийся со сталью брата-миномёта,
Жить не перестанет командир пехоты.

 Госпиталь

Ночью приходят Аникеенко, Цыган и Худой.
Узнаю их по голосам.
Попадают в прожектор Луны за окном,
И я вижу, что тени исчезли.
В руках Аникеенко и Худого
Гитары вместо автоматов,
Цыган сидит за барабанами
И дует в губную гармошку.

А я и не знал, что они музыканты,
Здесь, в эпицентре небесного света,
Играющие Планта и роллингов,
Импровизирующие Сида Барретта,
Исполняющие песни неизвестного советского кино,
Горящие живыми факелами.

Внезапно включаются лампы,
В палату заглядывает медсестра.
Притворяюсь, что сплю, улыбаюсь.
Аникеенко, Цыган и Худой прерываются,
Самая лучшая музыка
Остаётся на чёрный день.

Там, откуда я пришёл

Там, откуда я пришёл,
Морозные солдаты
Курят «Гуцульские» сигареты,
Под фонарями, когда темно,
Щурятся на свет чужой луны,
Покрываются узорами теней,
Становятся похожими на фрески.

Солдаты бреются тупыми лезвиями «Спутник»,
Радуются русскому чёрному хлебу,
Бегут по песку на рассветах,
Орут «Над тихим Доном» и «Катюшу»,
Колдуют над прицелами АК,
Шлифуют штыки карабинов,
Наклеивают фото в дембельские альбомы.

Солдаты бережно хранят покой моих детей,
Их мирный свет и сон,
Они обводят иглами в календарях
Дни, остающиеся до возвращения,
Пахнут плохим табаком, свежим снегом и дымом,
Их письма к мамам летят через космос
В белых конвертах со звёздами.