Поколение победителей: Дэвид Крейг (Бессмертный экипаж)

"We remember! We are proud! We believe! - Помним! Гордимся! Верим!"

Дэвид Крейг:

- Я поступил на службу в королевский ВМФ, когда мне было 15 лет. Из-за проблем со зрением мне не удалось стать штурманом.

В конце 1942 года я закончил колледж связи и как офицер радиосвязи, прибыв на борт транспорта «Дувр Хилл», узнал, что нам предстоит направиться на север России. Судно было под завязку нагружено истребителями, танками, оружием и обширным арсеналом артиллерийских снарядов и взрывчатых веществ. Наша палуба была заставлена контейнерами с грузовиками, танками «Матильда» и бочками со смазочным маслом, накрытыми слоем мешков с песком, возможно, для защиты от трассирующих пуль.

15 февраля 1943 года, несмотря на бурю, наш конвой JW-53 - 28 судов вышел в море из Лох-Ю, Шотландия. Нас сопровождали три крейсера, один крейсер ПВО, эскортный авианосец, 16 эсминцев, два минных тральщика, три корвета и два вооруженных траулера. Это был весьма солидный эскорт, но дни становились длиннее, и мы стали ожидать проблем. Из-за необходимости поддерживать режим абсолютного радиомолчания, офицеры радиосвязи несли вахту вместе с палубными офицерами. По мере того, как мы продвигались на север, сильный ветер превращался в ураган, а корабли стали получать повреждения. У крейсера «Шеффилд» оторвало верхнюю часть носовой артиллерийской башни, был поврежден эскортный авианосец «Дашер», 6-ти транспортам пришлось вернуться в Исландию. Груз с палубы нашего корабля начало уносить в море, но нам удалось спасти танки, и мы продолжили с трудом продвигаться курсом на север.

 Помню, как я пытался подать сигнал семафорным фонарем сопровождающему нас корвету. Задача оказалась не из легких – гребни волн ежеминутно скрывали его от нас за толщей воды, оставляя видимыми только верхушки мачт. И все же мы сумели передать сигнал. Наш конвой был рассеян, но, когда погода улучшилась, мы смогли собраться в некое подобие строя. Через несколько дней в небе появился немецкий самолет-разведчик. А затем мы подверглись массированной атаке бомбардировщиков Ju-88, в результате пострадал один из кораблей, а наш наводчик орудия был ранен осколками бомбы.

Через два дня, 27 февраля, мы прибыли к входу в Кольский залив, 15 судов пошли в Мурманск, остальные – в Архангельск. После двух дней стоянки на якоре мы проследовали вдоль берега в сторону Мурманска для разгрузки. Порт постоянно подвергался бомбардировкам. Один из наших кораблей - «Оушен Фридом» - был затоплен рядом с причалом неподалеку от нас.

В воскресенье, 4 апреля, мы стояли на якоре у Мишуково. Я играл в шахматы в кают-компании, когда прозвучала команда «По местам!», и в то же время послышались залпы орудий. Я прошел через кладовую, посмотрел в открытую дверь и увидел высоко в небе два бомбардировщика Ju-88, они приближалась со стороны кормы. Снаряды, выпущенные из наших орудий, разрывались под ними, и когда они повернули назад, я подумал, что мы одержали победу, и вышел на палубу. Четыре бомбы взорвались вблизи левого борта, еще одна – у правого, и меня сбило с ног. Когда я смог подняться, наш орудийный наводчик спустился вниз к одной из расположенных на мостике зенитных установок «Эрликон». Он указал на огромную дыру в стальной палубе в нескольких ярдах от места, где я стоял. Очевидно, шестая бомба пробила главную палубу, прошла через межпалубное пространство и застряла в бункере с углем, так и не взорвавшись.

Когда мы сообщили о том, что произошло старшему офицеру британского флота в Мурманске, нам ответили, что на севере России нет саперов из Великобритании. Тогда мы поняли, что нам придется самим вытаскивать бомбу, чтобы спасти корабль. Минному тральщику «Джейсону» было приказано бросить якорь позади нас и оказать помощь, в случае если бомба сработает, хотя я сомневаюсь, что от нас что-нибудь бы осталось после взрыва. Несмотря на то, что «Дувр Хилл» был всего лишь старым, потрепанным торговым судном, он все же был нашим домом, и не один немец не заставил бы нас покинуть «Дувр Хилл», пока он на плаву.

Капитан построил весь экипаж на палубе и спросил, есть ли среди нас добровольцы, в итоги вызвались 19 человек, в том числе и сам капитан. Мы стали выкапывать уголь, пытаясь найти бомбу, у нас не было снаряжения, лишь пара лопат, которые мы одолжили в котельном отделении, и 19 храбрых сердец. Когда советские власти узнали, чем мы занимаемся, они любезно предложили прислать к нам сапера, чтобы он мог обезвредить детонатор в случае, если мы сумеем вытащить бомбу на палубу. Они предложили это, несмотря на то, что в городе и так было множество неразорвавшихся бомб, которые надо было обезвреживать.

Когда мы наткнулись на стабилизатор бомб, то исходя из его размеров, решили, что на наш корабль сбросили 1000-пудовый снаряд. К сожалению, немцы догадались, чем мы занимаемся, и снова начали нас атаковать, видимо, рассчитывая вызвать детонацию бомбы, которую мы пытались найти. Из-за взрывов снарядов и из-за отдачи наших собственных орудий уголь, который находился на палубе, снова свалился в бункер, и это усложнило нашу задачу на какое-то время. В итоге после двух дней и ночей тяжелой работы мы смогли вытащить бомбу на палубу. Я стоял около нее с двумя другими офицерами, когда наш русский товарищ начал откручивать предохранитель от детонатора, но после нескольких поворотов он застрял. Сапер взял маленький молоток и пробойник и принялся наносить удары, чтобы предохранитель поддался. Честно скажу, каждый раз, когда он ударял по бомбе, у меня волосы вставали дыбом. После того, как бомба была обезврежена, мы сбросили её в Кольский залив, где она и лежит до сих пор.

Из 15 кораблей, прибывших в Мурманск в феврале, один был потоплен, а четыре получили повреждения. 17 мая вместе с тремя другими суднами мы покинули Кольский залив и взяли курс на Экономию, что в устье Северной Двины, там мы оставались до 18 июля, потом мы отправились в Молотовск.

В итоге 26 ноября мы отплыли домой вместе с восьмью другими кораблями, некоторые из которых были повреждены. 24 часа в сутки было темно, и наша максимальная скорость составляла 8 узлов. Мы держали курс на север, к кромке льда. Мы знали, что советский конвой идет к югу от нас, и предполагали, что немцы будут атаковать его, а не нас. Так всё и случилось, в итоге мы прибыли в Лондон 14 декабря, как раз вовремя, чтобы оказаться дома к Рождеству. Когда мы плыли вверх по Темзе в сторону доков Суррей с поднятым флагом британского торгового флота, с заплатами на палубе и бортах, готовясь уйти в увольнение, мы так гордились этим старым судном, как будто это был новенький корабль, только прибывший в порт.

Я снова вернулся в Россию в 1980 году для того, чтобы найти могилу друга: его убил осколок бомбы, который прошел насквозь через его стальной шлем. С помощью российских властей я смог найти захоронение. Я приезжал в Россию в еще 5 раз с группой ветеранов. Здесь по достоинству оценивают нашу помощь во время войны, и всегда проявляют огромную доброту и дружелюбие к нам. В 1987 году я узнал имя советского сапера, который помог нам обезвредить бомбу. Его звали Павел Панин. Он был летчиком, храбрым человеком, которым я очень восхищался. Было бы замечательно встретить его после всех этих лет, но этому не суждено случиться – он погиб в бою в августе 1943 год....