Юрий Шабаев: Европейский север России – территория конфликтов

- Европейский север России, который принято называть «Русским севером» и который до недавних пор считался  стабильным регионом, где   нет межэтнических конфликтов и общая социальная ситуация не носит проблемного характера, на самом деле не является ни сугубо  «русским» регионом, ни регионом социальной стабильности. Европейский Север - это  проблемный регион, и события в Кондопоге есть лишь  частное проявление тех проблем, которые имеют место в указанном регионе. Они носят не локальный, а общерегиональный характер.

             Вместе с тем, регионы европейского Севера сегодня оказываются объектом пристального интереса политиков, ибо, являясь самым перспективным регионом для добычи энергетического сырья,  циркумполярная зона стала зоной столкновения геополитических интересов нескольких стран, в том числе России и США.  До серьезного геополитического конфликта дело не дошло, но нарастание напряженности в регионе налицо.

             На фоне этой напряженности весьма важно оценить, какова реальная  ситуация  на европейском севере РФ, который  в современных условиях приобрел значение не периферии, а северного рубежа России и зоны ее важнейших стратегических интересов. Прежде  всего, важно определить характер и остроту тех латентных конфликтов и конфликтных ситуаций, которые здесь имеют место.

            Эти конфликты можно  условно разделить на социально-экономические и этнополитические. По поводу первых  много говорят и пишут  экономисты, эконом-географы, социологи, а по поводу вторых  дискуссии носят очень ограниченный характер, если вообще возможно говорить о таких дискуссиях.

            К первому типу конфликтных ситуаций относится очевидная деградация северных территорий при не менее очевидной потребности освоения этих территорий и использования их ресурсов для потребностей развития страны. Говорить о возможности и целесообразности лишь вахтового метода освоения территорий, которые на протяжении столетий осваивались россиянами и становились органичной частью российского культурного ландшафта, на наш взгляд не корректно, поскольку суверенитет государства над данными территориями может быть полным лишь в случае, если они будут обжитыми, т.е. будут иметь постоянное население. Именно из этого соображения исходило правительство России, когда в середине ХIХ  в. принимало государственную программу освоения Кольского полуострова. Сегодня северные территории активно теряют население, и этот процесс будет продолжаться в ближайшей перспективе, поскольку он стимулируется государством. С 1989 по 2002 гг. Мурманская область потеряла 23%, Ненецкий округ - 24%, а Республика Коми - 18 % своего населения. Подавляющую часть потерь составляет миграционная убыль.

            Государственный подход к правам и интересам северных сообществ, к регулированию отношений между различными сегментами населения Севера, носит,  по меньшей мере, непродуманный характер и именно государственная  политика последних лет породила  ряд вполне очевидных конфликтных ситуаций, которые все более очевидно дают о себе знать политикам и экспертам.

            Эти конфликтные ситуации носят как характер внутрирегиональных конфликтов, так и конфликтов более общего  плана, которые можно определить как конфликты между государством и территориями, между государством и территориальными сообществами.

            Первый тип конфликтов, который имеет место на Севере, это конфликт идентичностей. Этот конфликт проявляется, во-первых, в  явлениях реидентификации и столкновении общеэтнической идентичности и локальных идентичностей. Во-вторых, этот конфликт проявляется в том, что идентичность местных сообществ, т.е. по сути,  региональная идентичность,  сталкивается с идентичностями мигрантских общин.

            Проявлением этого конфликта идентичностей и стали события в Кондопоге, где культурно-отличительная группа вступила в прямое противостояние с местным населением. К культурно отличным группам относятся, прежде всего, выходцы с Кавказа и из Средней Азии.

            В Коми, как показывают данные наших  исследований,  уровень «кавказофобии» остается крайне высоким. По данным опроса населения республики 2004 г., 40,2% респондентов заявили, что не доверяют представителям кавказских народов.

Очень полезно сравнить уровень «кавказофобии» в Коми с тем, что имеет место  в Карелии. По данным одного из недавних опросов, проведенных  среди молодежи Карелии, более 40% студентов и школьников в этой республике испытывают негативные чувства в отношении выходцев с Кавказа (Укконе Алексей. Прощание с «кулинарным интернационализмом»//www/kominarod.ru). Как показали е события в Кондопоге, такой уровень «кавказофобии» вполне достаточен для того, чтобы спровоцировать массовый погром. Коми и Карелия не являются исключением, ибо зафиксированные в этих «национальных» республиках общественные настроения, имеют место и  в сугубо «русских» северных регионах, таких как Мурманская область (Разумова И.А., Виноградова С.Н. Кольские саамы в этнокультурном пространстве Мурманской области// Сеть этнологического мониторинга и раннего предупреждения конфликтов. Бюллетень №69. 2006) и отчасти в Архангельской области.

             Конфликтные ситуации возникают и в связи с государственной политикой ранжирования этнических сообществ и непродуманной практикой применения методов позитивной дискриминации. С одной стороны, эта политика (региональная или федеральная) порождает некое напряжение между титульными этническими общинами и остальным населением. Как показали наши исследования, значительная часть представителей титульных этнических групп убеждена в необходимости и оправданности  предоставления  им экономических, культурных или политических привилегий, а подавляющая часть нетитульного населения выступает против каких-либо привилегий, предоставляемых по этническому принципу. Эти убеждения поддерживаются и этническими антрепренерами, и отчасти местными властями, хотя явно противоречат основополагающим положениям российской конституции и основным законам субъектов РФ.

            С другой стороны, политика ранжирования приводит к конфликту культурных статусов, который носит пока латентный характер, но может привести к серьезным обострениям в отношениях между различными этническими группами и в отношениях между группами и государством.

            Примером тому является усиливающийся процесс реидентификации и конструирования этнических групп. В первую очередь здесь следует остановиться на ситуации, складывающейся вокруг коми-ижемцев и поморов. Коми-ижемцы - самая северная группа коми, которые заимствовали у ненцев оленеводство и превратили его  в товарную отрасль. Группы коми-ижемцев в 19 в. переселились на нижнюю Обь и на Кольский полуостров, где составили конкуренцию хантам и саамам. Ко второй половине ХХ в. процесс  культурной интеграции коми и формирования единого этнического самосознания, казалось, был завершен, хотя историческая память о локальной специфике групп была сильна.  Очевидная неспособность общеэтнических этнополитических организаций предложить периферийным группам и местным сообществам  реальные пути выхода из глубокого кризиса, который они переживают (кризиса социально-экономического, в первую очередь), породил стремление этих сообществ к самостоятельному поиску путей адаптации  к новым социально-экономическим реалиям, складывающимся в России в процессе реформ. Разделив северные территориальные сообщества на этнические сегменты и наделив эти сегменты разным статусом, государство спровоцировало процесс этнической фрагментации, реидентификации и конструирования этничности.

            Накануне переписи населения 2002 г.  лидеры северных коми - коми-ижемцев - призвали представителей этой группы в переписных листах   в графе «национальная принадлежность» указывать  не «коми», а «коми-ижемец». Важнейшим аргументом в пользу такого шага служил призыв добываться того же статуса, что уже имели соседи ижемцев - саамы, ненцы, ханты, т.е. статуса «коренного народа Севера» (перечень «коренных народов утвержден правительством РФ в 2000 г.). Массовая поддержка этой идеи оказалась неожиданной для местных властей и общекоми движения, лидеры которого выступили против культурного самоопределения ижемцев и предоставления им искомого статуса, заявляя, что нельзя «дробить» коми народ.

   В результате на европейском Севере возник конфликт культурных статусов. Этот конфликт носил не локальный характер, ибо аналогичная ситуация складывалась и в Архангельской области, где в ходе переписи  6 тыс. человек назвали себя поморами, а учрежденная в 2003 г. национально-культурная автономия поморов г. Архангельска заявила, что поморы есть не этнографическая группа и не субэтнос русских, а самостоятельное этническое сообщество, причем имеющее финно-угорские корни. Внутриэтническое и внутритерриториальное противостояние, которое  имело место в Архангельской области после появления  на политической арене «поморской идеи», дополнилось межрегиональным противостоянием. Лидеры поморов однозначно указывали на ненцев, заявляя, что старожильческое население Архангельской области должно иметь те же права на  территории традиционного природопользования, что и ненцы. Предполагалось, что на этих территориях обе группы появились практически одновременно и между ними исторически сложилось разделение труда, поскольку ненцы осваивали тундры, а поморы - реки, озера и морское побережье. Государственная политика лишила поморов и многие другие группы северного населения прав на пользование ресурсами тех территорий, которые исторически составляли  органическую часть их системы жизнеобеспечения. Так,  хозяйства Мезенского района Архангельской области вынуждены были полностью уничтожить стада оленей, ибо их содержание из-за высоких платежей за пользование земельными ресурсами (тундрой) стали для них непосильны (в то же время ненецкие оленеводы пользуются Мезенской тундрой; как представители коренного народа они освобождены от платежей за землю). То же самое сегодня происходит с жителями 18 приморских деревень, которые всегда занимались рыбным промыслом, и которым сегодня государство законодательно резко ограничило права на пользование рыбными ресурсами. Поэтому запреты на пользование  ресурсами, которые введены государством без учета интересов местных сообществ, заставляют эти сообщества явочным путем узаконивать традиционное природопользование,  в массовом порядке нарушать государственные запреты, нарушать закон и всеми возможными способами противостоять государству.

 «Государство не признает наши интересы» - говорят местные лидеры, - «мы не будем признавать государство». В итоге возникает конфликт между государством и местными сообществами. На съезде поморов, прошедшем в Архангельске 24 сентября 2007 года, была принята Декларация, в которой делегаты заявили о своем праве на владение и пользование традиционными территориями и природными ресурсами. В резолюции съезда указано, что  «отказ о включении  поморов в Единый перечень коренных малочисленных народов» является «фактом дискриминации по этническому признаку». В резолюции содержится призыв к властям оказать поддержку поморским общинам.

            Отмеченный  конфликт  с государством возникает на рубежах России. Это ослабляет безопасность государства и его северных рубежей. Более того,  провоцируя конфликт с местными сообществами,  государство  ставит себя в уязвимое положение, поскольку оно становиться объектом  оправданной критики со стороны международных организаций.

 Председатель национально-культурной автономии поморов   П.А.Есипов в ответ на отказ государственных органов придать поморам искомый статус вынужден был обратиться в Европейский суд в Страсбурге.  А за коми-ижемцев готовы вступиться сотрудники  Кельнского института INFOE (Institut fur Okologie und Aktions-Ethnologie), которые готовят доклад по России для Комитета ООН по ликвидации расовой дискриминации («Московский комсомолец в Коми», 29 августа - 5 сентября 2007 г.).

            В этой связи претензии России на суверенитет над циркумполярной зоной, по крайней мере, над значительной ее частью, становятся менее весомыми. Наоборот, использование  в геополитических спорах исторических аргументов, в том числе и права местных сообществ на пользование ресурсами северных территорий, может сделать позиции России более сильными. В частности, Норвегия сознательно не называет Шпицберген  тем топонимом, который наличествует на большинстве карт, а пользуется собственным, закрепляя тем самым свой суверенитет над архипелагом. В России же не пользуются поморским топонимом Грумант,  не говорят о том, что поморы издавна вели морской промысел в водах вокруг архипелага и  при этом не признают претензий Норвегии на преимущественное право пользования рыбными ресурсами вокруг архипелага.

            Государству сегодня срочно необходимо переходить в этнонациональной политике от  ориентации на этнические  сообщества к ориентации на территориальные общины. Определять же возможные и допустимые пределы пользования ресурсами необходимо не из федерального центра, а путем проведения специальных экспертиз с привлечением как полномочных представителей территориальных общин, так и этнологов.  Продолжение прежней политики будет создавать все новые конфликтные ситуации и приведет к усложнению этнополитической ситуации на местах.