Ужасы нашего городка. «Юрьев день» Кирилла Серебренникова

Что можно было ожидать от известного театрального провокатора Серебренникова, каждую премьеру которого критики рвут, как Тузик грелку? Уже в своем кинематографическом дебюте «Изображая жертву» он задал зрителю задачу - это был постмодернистский скверный анекдот, или реальное предчувствие грядущего Апокалипсиса, «куда эта страна катится»? Эксперимент удался, шума много, премии получены, а от добра добра не ищут. Продолжим, решил мастер. Если «Юрьев день» рассматривать с точки зрения современной фантазийной метафоры с претензией на евангелистскую притчу, все в порядке. Однако в ней полно других элементов - интеллектуального детектива, культурологической драмы, постсоветской «чернухи» в конце концов. Здесь-то и начинается главная путаница.

Итак, оперная дива с сыном-оболтусом периода полового созревания едет прощаться с городком своего детства. Подозреваю, что штатный сценарист сокуровских психоделических хитов Юрий Арабов писал сценарий этого фильма в самом начале 90-х, а потом уже режиссер своей волей вставил миниатюрные мобильники, как привязку к сегодняшнему дню. Иначе я не понимаю, откуда весь этот трагизм прощания. Да, я его видел в жизни, когда мои друзья перед эмиграцией плакали на ступенях родной школы, сам к такому готовился. Но теперь-то? Слетать в Вену туда-обратно стало не сложнее, чем в Архангельск, и уж точно не дороже. Откуда столько ненужной патетики в игре прекрасной Ксении Раппопорт, актрисы, не раз доказавшей мастерское владение нюансами личности ее персонажей? Видимо, мы имеем дело с огрехами основной профессии режиссера Серебренникова, так до конца и не уяснившего себе, что в кино совсем не обязательно играть так, чтобы все тонкости были видны с последнего ряда театральной галерки.

Сын певицы, продукт культура «внутри Садового кольца», на этом фоне выглядит более убедительно. Ему не хочется ни на малую родину предков, ни в Европу, нормальный подростковый нигилизм. Что вполне объяснимо, вся жизнь в этом возрасте происходит внутри родной тинэйджерской тусовки, за пределами ее неизвестность, скука и страх. Кстати, их отношения с матерью показались мне очень выигрышными в предложенном кинематографическом решении. Он ей: «Ты все делаешь только для себя», она ему: «Попробуй раствориться в этом воздухе, найти место среди этих людей и хибар». Здесь есть, что копать, настоящее Эльдорадо противоречий и чувств. Однако сын слишком буквально воспринял материнские слова и растворился в чистом озоне русской провинции в прямом смысле, без осадка. Не знаю, как вам, а мне оставшиеся два часа экранного времени его присутствия в кадре очень не хватало.

А вот и он, городок. Совсем не тот, «где без стука ходят в гости» и «навеки провожают всем двором». Ярко-белый снег больно контрастирует с темнотой душ его обитателей, ярко-красные волосы женских персонажей напоминают о багряных всполохах народного гнева (о которых мы и так ни на минуту не забываем), оконные рамы превращаются в могильные кресты. Вокруг злость и ненависть к благополучным пришельцам, пьянь и рвань. Удивительно, как эти обитатели среднерусского гетто ухитряются узнавать столичную знаменитость и между плевками в ее спину просить автограф. Представляете Пугачеву, облитую с ног до головы помоями посреди базарной площади Юрьево-Польского, где и снимался фильм? Лично я, не очень...

Так сложилось, что в скудные и неопределенные 90-е годы объездил с камерой практически всю Россию. Много бывал в монастырях, храмах и музеях. Всегда был чужд излишней патетики, но именно под впечатлением от культуры и героического труда провинциальных музейных работников вспомнилось подзабытое ныне слово - подвижники. Серебрянников же одним росчерком кинематографического пера опустил представителей этой благородной и неблагодарной профессии ниже плинтуса, показав коллектив озлобленных рефлексирующих истеричек. Правда, и остальные жители городка не лучше. Понимаю, почему жители настоящего Юрьева восприняли фильм в штыки. Когда на экраны еще советской страны вышел фильм «Беспредел», где зеки в своей массе выглядят озверелыми недочеловеками, заключенные тверской колонии, в которой проходили съемки, предлагали режиссеру Игорю Гостеву еще раз посетить их зону, чтобы они на деле смогли подтвердить такую репутацию. Вот и я советую Серебренникову впредь ездить по провинции с максимальной осторожностью...

Единственная не приезжая личность в фильме, не вызывающая чувства жалости пополам с брезгливостью - местный опер, манерами и реквизитом списанный с легендарного Глеба Жеглова. Тот был непрост, этот - еще сложнее. Потому что из бывших авторитетов, по наколкам можно понять, что это завязавший вор в законе. Мысль интересная, тем более что опера с их подопечными по ментальности практически близнецы-братья. И все равно, через чур. «Учителя в законе» еще можно было пережить. Но так ссучиться - недалеко и до всероссийского «правилова». Даже фраза героя - мы подались в менты, менты в бандюганы - ситуацию не спасает. И так об этом всем известно.

Можно много сказать о цитатах и заимствованиях из классики разных жанров, которыми «Юрьев день» переполнен. Например, мизансцена в тюремной больничке резанула по глазам аналогичным интерьером из американского «Трюкача», хотя там шел разговор о сумасшедшем доме времен Первой мировой. Но пора переходить к достоинствам.

А главное из них то, что, несмотря на перечисленные сюжетные ляпы, история оперной примадонны  воспринимается, пусть и метафористичной, но правдой. Собирательный образ российской глубинки, пусть и в самых негативных чертах. Что оправданно контрастом с богатым внутренним миром героини, который к концу съеживается до уровня деревенской горницы. Девушку легко вывезти из провинции, гораздо сложнее из нее эту провинцию изгнать. Провинциальная Люба успела и по заграницам наездиться, и по телевизорам засветиться, и на великосветских приемах пообтесаться. А как попала в родное г..., так сразу стала самой собой, простой русской бабой. Даже в сексе. Представляете, какие кульбиты из Камасутры она вытворяла на атласных простынях с гламурным любовником? А на несвежем белье лубяной избы под исколотым самцом-опером лежит бревно бревном. Но когда он кончил, в глазах свет и счастье. Не от собственного оргазма, от того что мужику с ней было хорошо, так ее бабки-прабабки жили.

И все это мать делает ради пропавшего сына, чтобы в поисках его раствориться самой. Помните, как она пьет студеную колодезную воду на морозе? Один глоток, и смерть певице. А ей и не надо, вместо классического пения работа уборщицей в тюремном госпитале, где тоже сыновья лежат. Не чьи-то, общие...

Что может быть проще. Набери дива телефон своего импресарио, который на ее голосе сумасшедшие бабки в Венской опере сделает. Да через час Юрьев будет на ушах стоять под дирижирование столичного ОМОНа. Но есть такое понятие - перемена участи. В транскрипции Кирилла Серебренникова это «Юрьев день», единственный день в году, когда холопы уходили от барина, но назавтра возвращались на конюшню. И еще большой вопрос, где они себя комфортнее чувствовали.

Одного мне не хватило. В любой кинематографической истории должен присутствовать воздух. Ведь не жесткий реализм снимали, типа «Все умрут, а я останусь», не голую правду жизни во всей ее неприглядности, а божественную притчу, рассказанную современным языком заслуженного мастера эпатажа. Вы дуновение ветерка почувствовали?

Что касается меня, таки нет.

Леонид Черток