Илья Азовский: «Я ещё ничего не решил». Известный журналист о своей второй отсидке

7 апреля, через три часа после выхода из СИЗО, он обещал мне первое интервью. Вот только отдышится, отопьётся, оглядится, поймёт, где, что и как. И слово своё держит…

Архангельский ресторанчик вкусной национальной кухни. Напротив меня Илья Азовский. Загорелый («соскучился по солнцу, сдуру заказал солярий на 10 минут – по минуте за каждый месяц в темнице, сгорел напрочь»), схуднувший (носит джинсы, что привёз в 2005-м откуда-то из Индии). Взгляд… как и у всех моих друзей, прошедших этой дорогой – много понимающий. Пьёт чай («за 11 дней воли устал от водки, нужен перерыв»). Заходится кашлем, говорит, никак бронхит не отвяжется (я думаю про себя – «лишь бы не хуже», и тут же гоню мысль всеми конечностями).

- Теперь приходится заново учиться жить. Учиться свободе – ходить туда, куда хочу, в магазин или ресторан. Спать на диване, а не на шконке. Даже заново материться учусь, в камере это чревато, за неосторожное слово можно здоровьем ответить.

- Ты же не первый раз на свободу выходишь… (в 2006-м Азовский был арестован по обвинению в клевете, приговорён к году колонии-поселения, но суд второй инстанции приговор отменил).

- Не поверишь, но в тот раз сидеть было легче. Во-первых, по всем понятиям я был политическим заключённым, наехавшим на слишком крупную фигуру, в этот же раз весь в непонятках. Во-вторых, тогда меня коллектив газеты просто предал, хорошо, что не «мочили». Они обо мне не думали, и я о них не думал. Сейчас у меня такой коллектив… это, скорее, семья, они удержали наплаву оба издания («Правда Северо-Запада», «Эхо Севера»). Все 10 месяцев мысли – как они там, не прессуют ли из-за меня, оттуда -постоянная помощь и словом, и делом (передачами). Когда я выходил первый раз, у ворот на Попова меня встречал один друг. Сейчас – маленькая толпа плюс телекамеры. Чего скрывать… приятно.

- Давай вернёмся в тот июньский день, когда в редакцию нагрянула ФСКН…

- Я даже сначала не понял, что это серьёзно. Хотя сразу стали вести себя жёстко – когда просил воды, протягивали кипяток. Потом повезли в свою головную контору, где на меня все ходили смотреть, как на диковинную птицу. Сразу же забросали вопросами по публикациям о Сафьянове (бывший глава регионального ФСКН), вообще по материалам про правоохранительные органы, ты же помнишь, сколько мы писали, и не только хвалебного. Хотя задерживали меня якобы за хранение наркосодержащих препаратов. Весом 1,75 граммов… от одного грамма считается в  "крупном размере", соответственно, и срок грозит немалый. Ночевать отвезли в свой «фирменный» изолятор, вот уж где настоящие подвалы гестапо. Только утром в суде я понял, что всё серьёзно и меня закрывают, до этого была лишь прелюдия к основному экшну.

Давление с самого начала было ого-го. Два месяца одиночки. Поверь, это не твоя любимая одноместная палата в Первой городской больнице, в тюрьме и одиночестве «крыша» быстро едет вместе с мыслями. Тут я и объявил голодовку, вдруг показалось, что остался один на один с системой. Потом скачок давления, впервые в жизни, я даже сразу не понял, что со мной. Сестричка на больничке объяснила – «инсульта добиваешься, овощем стать хочешь? Давай, завязывай». Я тебя вспомнил, как ты передвигаешься… и завязал.

- Неужели в общей камере лучше?

- А что общая? Везде люди сидят. Я, например, попал в камеру к бывшим сотрудникам ОБЭПа из моих прошлых публикаций. А один сосед вообще известный персонаж из дела Пеункова, тот в статье главным отрицательным героем фигурировал. Ну, поговорили на повышенных тонах, выяснили отношения. Потом вместе чай пили, в шахматы играли. В Прощённое воскресенье многие ко мне подходили – прости, брат, если чем обидели.

Парадоксальная ситуация – все вокруг думали, что меня закрыли из-за губернаторских выборов, чтобы много не бухтел и не писал. Абсолютно все были в этом уверены, и сидельцы, и сотрудники изолятора, только и подмигивали при встрече – потерпи, мол, Ильюха, до середины сентября, а там отпустят. Я-то уже знал, что всё гораздо сложнее, что выборы не при чём, да и Орлов тоже, разве что не гаркнул – «отпустите журналиста». Но, видно, слава оппозиционера впереди меня бежала…

Знаешь, я там точно понял, что не герой. На людях хорохорюсь, стараюсь жить по понятиям, а наедине с самим собой… короче, много думал.

- А тем временем дело Азовского…

- Дело моё – это два маленьких тома на выходе. Спроси профессионалов, много ли они слышали про такие ничтожные объёмы в деле о наркотиках с участием известной персоны. Дошло до того, что наша сторона стала настаивать на экспертизе отпечатков пальцев, снятых с упаковки найденных в редакции таблеток.

- И как тебя всё это время «развлекали»?

- Как обычно в тех местах. Однажды вызвали в кабинет к следователю, сообщили, чтобы я готовился к поездке в колонию лет на пять минимум, а потом написали на листке десятка полтора фамилий людей, с которыми я сотрудничал как журналист. Меня не обещали сразу же выпустить, но намёк понятный. А однажды милая девушка в форме стала расспрашивать про мои отношения с Еленой Кудряшовой (ректор САФУ), как раз её дело пошло на новый виток. И когда я попытался отшутиться, мне было строго сказано – «Илья Викторович, а как же ваш долг гражданина?», тут я просто выпал в осадок. Повторяю – я не герой, зато теперь по городу хожу спокойно, не боясь ни с кем встречи.

- Кстати, ты обещал опубликовать список псевдо друзей газеты.

- Он обязательно будет этот список. Те, кто после моего ареста перестали отвечать на звонки редакции, разрывать контракты и устные договорённости. Некоторые пытались оправдаться – мол, на нас оказывают прессинг, нас пасут из-за связи с вами. Бред, как будто ПСЗ это «Голос Америки», а на дворе олимпийский 80-й. Зато у меня есть свой список людей, которым я благодарен. Той же Елене Вторыгиной, депутату Госдумы, которая меня поддерживала, то есть, принимала деятельное участие в моей судьбе. Кто-то про меня постоянно спрашивал, как еще один депутат Ольга Епифанова, кто-то по ходатайству защиты дал показания в суде, как известный в области коммунист Александр Новиков. И про все публикации в СМИ я тоже знаю и помню.

- Но вот огласили приговор, и тебе осталось сидеть чуть больше двух месяцев…

- Этот период смело можно делить на три части. Первый – попытка обжаловать приговор. Тут нужно быть крайне осторожным – подашь на апелляцию, а тебе не скостят, а ещё больше намотают по представлению прокуратуры. Второй – тупое сидение в камере, где я на стене начертил календарь и отмечал каждый прожитый день… ну, ты же был в армии, знаешь. И третий – ожидание, что вот-вот выпустят. Это самое нервное, есть прецеденты, когда вместо свободы люди отправлялись по этапу. А это теперь не «столыпинские вагоны», не теплушки, ты в зону едешь в «стакане», где нужно физически выжить. В свой последний день в СИЗО я получил ту ещё встряску – два раза выводили из камеры, два раза возвращали обратно. Без объяснений, вот и гадай, что за игры. А уже на самом выходе вдруг вручили 850 рублей… хотя я в СИЗО ни одной стенгазеты не оформил.

Теперь меня ждут 8 месяцев «ограничения свободы» - не выезжать за пределы Архангельска и два раза в месяц ходить отмечаться. Даже дефицитный электронный браслет хотят повесить, но я пока отбиваюсь, нет в моём приговоре такого условия. Бред! Лучше бы отправили куда подальше… до конца выборов. Всем же спокойней.

- Кстати, о выборах. Твои издания в них участвуют?

- Пока не знаю. Хотел бы сделать свободную площадку для дискуссий. Кого лично уважаю, я тебе уже сказал.

Понимаю, публика ждёт от освободившегося Азовского чего-нибудь остренького. Но я устал всё время быть на острие атаки, сколько можно. Есть мысль немножко отойти от дел, оставить главным редактором Олега Плахина, который тащил дело на себе в моё отсутствие, и побыть в роли этакого гуру. Вообще я ещё для себя не решил, как жить. Очень хочется продать всё и уехать жить в Шри-Ланку, где мы как-то отмечали Новый год. Не в туристическую, а в ту, что для жизни и для людей. Но с командой… а в ней не все согласны на такие перемены в жизни

Пока же я заново привыкаю к Архангельску. Смотрю на него свежим взглядом и вижу ненужный пафос. Кругом торчат торговые центры, на них баннеры – «Мы открылись». Это совсем не та реклама, что в Гонконге, обычный показушный провинциализм. Вот к океану и тянет…

Азовский допивает свой чай со сладким шербетом и… заказывает рюмку водки – «организм уже отдохнул, пора накатить», а я думаю, что никуда он не уедет надолго. Не тот характер, не тот психотип. Без драки он быстро соскучится…

Леонид Черток