"Бог помог все пережить". Война в воспоминаниях прихожанок архангельского храма

Валентина Павловна Проценткова и Евдокия Павловна Данилова —старейшие прихожанки архангельского Всехсвятского храма. Они родились в разное время и в разных регионах, но их объединяет крепкая вера в Бога и трудное военное детство.

22 июня, в день памяти и скорби — день начала Великой Отечественной войны — мы публикуем их воспоминания о печалях и радостях, выпавших на юные годы.

Валентина Проценткова

— Я коренная архангелогородка, родилась в 1928 году в семье православных рабочих. Из-за гонений на христиан в те годы семья была вынуждена часто переезжать с места на место. Однажды мы три года жили в тундре, в Якутии. Когда началась Великая Отечественная война, мне было 13 лет. Отца сразу забрали на фронт, больше семья его не видела: погиб под Ростовом.

Архангельск в войну был деревянный. Немцы при авианалетах сбрасывали зажигательные бомбы, они пробивали крыши. Мы, подростки, залезали на чердаки и тушили снаряды, опуская их в бочку с водой или в песочные ящики, как нас научили взрослые. Было страшно, но самые страшные воспоминания у меня оставили бомбоубежища. Мы забирались в них, как в нору, на полу было воды по колено, а мы — в валенках, шапках, с узелками в руках…

В войну мы голодные были страшно. Помню, маме удалось откуда-то достать кожуру от картошки. Она подсушивала ее на плите, потом из этого варила нам суп, и мы были так счастливы! Власти города тоже старались поддерживать детей, какое-то время мы питались в столовой «Диетпитания». Нам давали квас из хвои, тюленевый жир и суп из водорослей.

Умирало от голода много архангелогородцев. Бывало, дадут ребенку карточки на всю семью, он получит хлеб, а до дому не донесет: съест и замертво упадет. Привыкший к ста граммам организм не выдерживал большего объема пищи.

Но дети есть дети. Постепенно война стала чем-то обыденным. У нас, ребятни, и каток ледовый был. Правда, часто сил на игру не находилось. Помню, придет мать с работы, мы на печке сидим, она просит: «Погуляйте!». А брат отвечает: «Меньше двигаешься, меньше есть хочется!» Взрослые все для нас делали. Так, мама весь пух из перины выменяла на хлеб. Принесет кусок, на три части разделит, мы съедим — и снова голодные. Быстро от перины остался один наматрасник.

В начале войны старшего брата забрали в школу фабрично-заводского обучения, а меня с сестрой — в ремесленное училище Молотовска (сейчас — Северодвинск). Работала на станке — фрезировщиком. Аппарат был выше меня в два раза, чтоб включить его, приходилось залезать на два ящика.

Окончив училище, я пошла с другими девочками работать на завод «Красная кузница». Трудиться было сложно, какие силы у 16-летних? Но мы знай себе делали ключи и пели. Кто-то услышал нас и посоветовал идти в «Северный народный хор». Мы с подругой и пошли. Там, в хоре, я проработала до замужества.

Несмотря на все скорби, никто из нашей семьи не потерял веру в Бога! Родители привили нам крепкую веру.

Когда после войны мы с мужем уехали на Украину, меня очень печалило, что в их селении не было храма. Но однажды я попала на службу в церковь в 17 километрах от дома. Заслушалась пения клироса. Поняла — хочу петь! Но храм далеко, а у меня двое детей. Однако вскоре в нашем селе построили церковь, потребовались певчие, я и пригодилась.

В 1995 году мы вернулись в Архангельск. Как-то пришла во Всехсвятский храм и не заметила, что стала подпевать хору. Батюшка подошел и сказал: «Певчая? Благословляю идти на клирос!» Позже меня в просфорницы взяли. Совмещала оба послушания.

Промысел Божий ведет человека. Бог всегда нас слышит, все мои чаяния Он исполнил. У меня двое детей — дочь и сын. Есть внуки и правнуки.

Евдокия Данилова

— Я уроженка деревни Аверенской Вологодской области, война застала меня, когда мне шел одиннадцатый год. Ходила в школу за четыре километра от дома. За нами следила бабушка. У нас как было: кто первый встал и нашел одежу с котомочками, тот и убежит. Зимой было страшно ходить. Путь до школы — лесом, но мы на палку бересту оденем, зажжем, молимся — и идем. Вера у нас завсегда была!

Читать я училась по Евангелию 1905 года, оставшемуся от отца. Священное Писание ему на окончание приходской школы подарили. Книгу сохранила мама. Она работала на ферме, бывало, позовет меня: «Приходи, при лучине почитаешь, а я тебе жмыхов дам». Жмыхи — это остатки от семечек, их коровам после отела давали, для восстановления сил. Я и прибегу, почитаю, получу гостинец.

Военный голод тяжело переживали. Бывало, и из опилка пекли. Молоком запьешь, да и ладно. Бабушка всегда следила, чтоб помолились, когда за стол собирались. Случалось, говорила: «Есть нечего». Давала корзинки и велела идти к бригадирам, наказывая: «Как зайдете, помолитесь, попросите дать Христа ради».

Самое вкусное помню — саламат — каша из круп, распаренная в печи. Мама на Рождество, Новый год готовила. Скажет: «Вечером не убегайте, будем саламат есть». Мы соберемся, так она первым делом велит на колени встать и «Отче наш» прочесть, потом блюдо поставит на стол, и все едят ложками из одного чугуна.

Я окончила семь классов. С 15 лет работала в сельсовете — помогала секретарю. В 20 лет переехала в Архангельск — к брату. Устроилась на швейную фабрику, вышла замуж, родила сына. Работала поваром во вспомогательной школе и в детском саду. Затем — сторожем в садике и на стройках. Сторожить порой было страшно, но Господь берег.

В храмы все время ходила, исповедовалась, причащалась. Тогда не было молитвословов, тексты друг у дружки переписывали. А как-то пришла во Всехсвятский храм, батюшка и спрашивает: «Долго, Евдокия, кирпичи караулить на стройках будешь? Когда к нам придешь просфоры печь?» Так я тут и осталась служить.

Бог помог все сложности пережить. Да и примеры у нас перед глазами были хорошие. У меня тетушка была, папина сестра. Ее молодую сослали в Сибирь на пять лет за то, что она пела в церковном хоре. Так она выдержала все и вернулась. Замуж не вышла, работала портнихой, шила людям одежду из тряпья, пододеяльников, например, ничего иного тогда, считай, не было.

Тетушка ходила в храм в Тотьму, за 50 километров от нашей деревни. Засобирается — мы с сестрой Лидой просим взять и нас. Она, ясно, не брала. А сама шла — босая, только когда ноги сотрет, надевала берестяные ступни. Сейчас ее уже нет в живых. И братьев, сестер моих нет. И сын умер. За всех молиться надо. Радость моя — два внука и два правнука.

За свой труд при Всехсвятском храме Евдокия Павловна и Валентина Павловна награждены архиерейскими грамотами.