«Это не хрень, это «Битлз», товарищ лейтенант!»

Помню, помню...

 Лето 1978... Учения в братской Литве.
 Такие большие, аж под руководством самого Устинова... Поэтому наш экипаж радиорелейной станции образца 1945 победного года на 157 "Захаре"* был забыт в милом местечке на хуторе под Паневежисом. Мол, вдруг маршалу наша таратайка времен его боевой молодости на глаза попадется, слеза, навернется от воспоминаний, рука дрогнет, голос треснет, ученья сорваны, условный противник в лице НАТО довольно ухмыляется...

 Хозяйка хутора, молчаливая, аккуратная литовка средних лет, угощала нас молоком. Жалела... Да и на оккупантов мы не были похожи... Так, раздолбаи в военном...
 Работящая деревенская тетка.
 Мужа мы видели два раза. Тот, судя по взгляду в нашу сторону, угостил бы нас минимум дробью...

 Чудное время солдатского безделья под грохот учебных стрельб  и пролетающей на малой высоте штурмовой авиации было нарушено появлением из жаркого августовского марева незнакомого нам лейтенанта связи, начавшего с построения нашего экипажа в количестве 3 человек, распекания за неуставной вид и прочей хрени, столь любезной комсоставу...
 Но этим юный Суворов не ограничился и в целях поднятия духа личного состава, обозначил боевую задачу: прокапывание траншеи "отсюда и до обеда".

 Приказ есть приказ, начали ковырять канаву...
 Но как-то не по-боевому... ***во, криво и не глубоко...
 Но лужайка от наших боевитых действий по условной зашите от условного противника как-то потеряла свою первозданную прелесть. Словно чулок пополз на элегантной женской ножке, так выглядела наша траншея...

 Летеха же, отдав ясное и четкое распоряжение, удалился к хутору...
 Примерно через час вернулся, красный как рак и с налитыми злобой моргалами.

 Опять нас построил, заставил одеть "хэбэшки", застегнуть подворотнички и  доложить об успехах.
 Успехи были переменные и, чтобы взбодрить боевой дух, лейтенант, ослабив крючок полевого камзола и сняв треуголку, решил “личным примером” показать, как должна выполняться задача.

 Схватив лопату, он ловко впрыгнул в нашу канаву и в стиле роторного экскаватора для рытья фортификационных сооружений зачастил саперной лопаткой...
 Смотреть на этот пример нам было любо дорого...
 Мы были просто восхищены! В движениях лейтенанта чувствовалась вся мощь его предков - потомственных землекопов...

 Но картина сия была оборвана столь же внезапно как кончившаяся часть кинофильма про красавиц из кордебалета по причине заснувшего в будке киномеханика...
 - Вот как надо! - сообшило начальственное лицо, покрытое веснушками и трудовым потом... Вперед!

 Делать нечего, мы продолжили. Солнце стояло еще высоко...
 Летеха присел на ступеньку кабины нашей станции и закурил, любуясь на наши быстро взмокшие спины...

 - Да, -  мечтательно глядя в сторону хутора сказал он, - копать не к теткам на хутор бегать...
 Чтоб три часа без перекуров молотили! Федоренко!
 - Я!
 - За старшего... Куда полез? На личном примере! Три часа!

 И удалился...

 Ну поковыряли мы еще полчаса литовскую гордую землю, да воткнули штык лопату, разрубив червя, и закурили:

 - Вот откуда этот *** нам на голову упал? - задал риторический вопрос Джагаев, по штату водила, по должности “дед”...
 Ефрейтор Федоренко, черпак как и я, глупо заулыбался и сказал как бы в пространство:
 - А че он может нам сделать? На губу повезет?
 - Это ему везет! - вдруг взорвался дембель Джагаев, - траншею ему копай! Я его самого в эту яму положу... и никто искать не будет!

 Сказано это было столь убедительно, что мы переглянулись и посмотрели на Джагаева с интересом, как Станиславский с Данчеко.
 Тот гордо смотрел в сторону хутора и в его зрачке отразился парящий в небе горный орел над снежной шапкой Кавказских гор...
 - К Сауле пошел... Клинья бить...
 - Вот ему ее муженек клин-то и вобьет... хохотнул Федоренко.

 Джагаев словно очнулся от своих дембельских грез...
 - Всякое бывает... Здесь русских не любят, - он зло прищурился и щелчком выбросил окурок в сторону хутора...

 ...Огромный раскаленный медный таз балтийского солнца наполовину влез в землю.
 Наше отделение, закончив битву с траншеей, лежало, отдыхая, словно стая львов нежащихся в лучах заката перед ночной охотой.
 Наши лица от этого света были марсианско-красноватые с иссине-зелеными тенями.

 Летеха с хутора не возвращался и наше вечернее принятие пищи никто не тревожил.
 Правда, обидно было остаться без двухлитровой крынки молока на ужин, так замечательно скрашивающее трудности и тяготы при употреблении и переваривании солдатского сухого пайка - судя по всему, ровеснику нашего “захара”, который так забронзовел, что стал похож на медный памятник... Хотелось залезть на кунх** и вытянув руку завернуть речугу про землю крестьянам, фабрики в жопу и штык в землю...
 Но было лениво...

 - Летеха-то, видать, овладел литовским замком... медленно пережевывая гречку с мясом (так было написано на банке), сказал Федоренко.
 - А теперь мародерствует? - подхватил я метафору.
 - Думаешь Сауле ему даст?
 - С правом победителя не спорят...
 - А я б его грохнул... сказал Джагаев облизав ложку...
 - А потом ее? -  сострил Федоренко, но сразу испугался и посмотрел на меня, ищя поддержки..
 - Ык, - икнул Джагаев – и ee... Траншея большая, десять человек можно закопать... А сказать, что солдатики убили...
 Он сладко потянулся и растянулся на шинели.
 - Тепло, ну как дома... Федоренко! Сколько мне еще ваши рожи терпеть?
 - 56 дней!
 - Молодец, вольно...

 - Подъем!
 Эта команда, снившаяся мне еще лeт 10 после армии, словно граната, разорвавшаяся в кунхе нашей станции, имела для личного состава почти такие же последствия. Расшибая лбы и прочие конечности друг об друга и о выпирающие части аппаратуры мы с Федоренко вытиснулись из станции, пытаясь одеть “хэбэшки”, сапоги и опредeлить свое местонахождение.
 - Какой хер тут с горы разорался!
 Из кабины вышел одетый, с ремнем в руке,  Джагаев...

 В свете огромной, не меньше солнца Луны, мы увидели нашего лейтенанта. Его состояние называлось просто: “вжопуужаленый”. Причем не пчелой или осой, а шершнем, не меньше.
 Он бегал перед нами  орал и метал молнии:
 - Это что за разговорчики, товарищ солдат! - наскакивал он молодым петухом на старого сторожевого волкодава  Джагаева.
 - Это что за разгильдяйство! Подскочил к нам с Федоренко наш Генералисимус, - Где боевое охранение?! Почему спим?
 - Так ночь же, - топчась на моих ногах, простодушно отвечал ефрейтор Федоренко.
 - Я вам сейчас устрою ночь!
 Развернуть боевую единицу! Время развертывания 32 минуты! Время пошло!

 ...Ну через 32 минуты это у нас хренушки вышло. Последний раз на норматив мы разворачивали станцию пол-года назад...

 Но через час тарелка релейной связи гордо реяла под Луной, и в ночные звуки  через предательски громкие наушники ворвался ритм песни битлз. Средневолновый приемник был настроен мной на “Радио Люксембург”...
 - Это что за хрень! Отставить!
 Завопил у меня над ухом лейтенант.
 - Есть отставить, бодро доложил я и посмотрев на командира вдруг увидел на его физиономии огромный фингал, сияющий не хуже Луны.
 - Это "Битлз", товарищ лейтенант...

 примечания
* Трехосный грузовик ЗИС157 образца 1957
 ** кунх - крытый кузов грузовика сделанный из жестких материалов (здесь - помещение радиостанции)

Евгений Донской (1957-2020)