Холмогорская беседа

Судьбоносными бывают иные встречи. Именно таким стало для священника Куростровского прихода отца Аркадия знакомство с академиком Шахматовым, посетившим в 1900 году родину М.В.Ломоносова.

Справка: Алексей Александрович Шахматов (1864-1920) - русский филолог, лингвист и историк, основоположник исторического изучения русского языка, древнерусского летописания и литературы.

После долгой беседы предложил академик батюшке принять участие в научных работах, намеченных к предстоящему в 1911 году 200-летнему юбилею со дня рождения Ломоносова.

При этом следует сказать, что написать историю родины первого русского академика было заветной мечтой о.Аркадия с начала его служения (1895 г.) в Холмогорах.

Справка: Аркадий Никандрович Грандилевский (1875-1914) – священник, краевед, ученый-самоучка в области археографии, лингвистики и этнографии. Родился в селе Емецком. Закончил Архангельскую духовную семинарию. В сотрудничестве с Академией Наук издал несколько работ, посвященных Холмогорской земле.

В 1907 году в типографии Императорской Академии наук издана его работа «Родина Михаила Васильевича Ломоносова. Областной крестьянский говор».

Значительный объём книги составляют описания особенностей крестьянского говора на родине Ломоносова и Словарь. Несомненно, для специалистов, исследователей-лингвистов они представляют огромный интерес. Обычным людям, потомкам хотелось бы услышать язык предков в его красоте и богатстве, почувствовать магию сказанного «здесь и сейчас». К сожалению, словари этими возможностями в полной мере не обладают.

И потому не иначе как чудом можно назвать размещённую Аркадием Грандилевским в указанной работе главу 21. Автор назвал её «Образец живой крестьянской речи».

Запись диалога двух холмогорских женщин предваряется пояснениями автора: «Из этой беседы, чтобы сделать яснее и рельефнее особенности холмогорского говора, исключено по возможности все относящиеся к формам книжного слова и оставлены оригинальные простонародные элементы, как подлинные образцы, так как уже многократно из выше излагавшегося можно было видеть, что в холмогорском крестьянском наречии правильные виды слова находятся наряду с местными формами».

Далее приводится запись беседы. Автор данной статьи осмелился её незначительно отредактировать, убрав характерные для письменного языка начала прошлого века «еры» и «яти»; текст, для удобства чтения разбил на абзацы, и с этой же целью инициалами (ФФ и ПП) обозначил имена-отчества собеседниц.

Значения некоторых, приведённых в диалоге слов: доцель (досель) – «до сюда», «до сего места»; назём – «навоз»; каметь – «комедия»; оммен – «леший»; взаболь – «вправду», «действительно», «на самом деле».

И ещё одно предуведомление, необходимое для понимания особенностей разговора, данное Аркадием Грандилевским: «Звук ц на языке земляков Ломоносова пользуется глубокими симпатиями; его особенности употребления составляют такого рода украшение деревенской речи, которое характеризует желание говорящего показать себя ласковым и любящим, простым и невзыскательным. Поэтому звук ц особенно предпочитается в женском разговоре».

Итак, «слушаем» диалог двух холмогорских женщин, прозвучавший более ста лет назад.

***

Встретились две женщины и, миновав одна другую, вдруг переглянулись и остановились.

- Ахти мнеченьки! Да уш не Павла-ли Петровна мне здесь стретилась? - сказала первая.

Другая, разводя руками, воскликнула: - Ох, свет мой Осудари братцы! будь ты нездоров! да, как быть, Фёклу Феодосьевну оприметила!

ФФ: - Ай впрямь мы опризнались! Ну! ЗдорОво! к добру, к добру, коли друг друга не узнали! Разбогатем. Ну! будь ты здорова! Давай и хорошо, што повидались!

ПП: - А ты откелева идёшь?

ФФ: - Доцель ходила, в эфтуть дом, што крайной стоит в деревни.

ПП: - А што тако тебе там нужно было?

ФФ: - Да ноньча осень: выживать назём в двори! Беда така с ним…искала метальшика вывести назлишно в полё, и ох, Петровна, куды хошь девайся с метальшиками: за деньги-то нейдут, вить.

ПП: - Так, Федосьевна, так, и я с нуждишкой эфтой выведалась; новОму человеку в жисти стольки горя не видать! И куражачче-то энти мужики, и ломаюцце, и пушше того на вино дёрут.

ФФ: - Знамо дело! Они видя нашо бабьё положеньё, вот и хоцце на вино сорвать, где дело послабя.

ПП: - Хто ж спорить будё, што слабыя бабы у торговли да у наймов, да это бы не што!!! Вить и кроме сёго бабьё-то без примерно плохо. Поди да говори, чья слабось виновата! А есь же и тако дурьё, што право несчего жалеть. И дур таких, каких я видывала, ну мох-ли хто иной видать, совсим не думаю. И дуры эфти-то у вас живут! Во здесека в домишки энтом, где я была сечас, - така камЕть случилась, што исперемла со смеху, ей-ей-вси кишки сволокло!

ФФ: - А кроми шуток што эко тут здеилось? Скажиткосе на милось!

ПП: - Вишь ты! Охвота доняла! а не срам вам, на гОроди живучи, колокольни кланняце. Живешь насупротив, - не видишь, под носом што деицца, а я с верстами вон куды отведенА, да вижу здешны ваши случаи с делами не хуже вас.

ФФ: - ИнО, вишь, ты, инО и я! Где нам со с вашим братом ноне тягацца. Была моя пора, теперя старА стала, в свое-то время я у каждого соседа не то, што во двори, а то, што в доми, в сундуках да в чашечках, то знала. Ну! говори, коли дошло до этого, не так-же опускать! Не повсечасно новенько бывать!

ПП: - Ушь так и быть! Давай, скажу. Зашла, вишь ты, в домишко эфто-то и метальшика тутотки понАймовала по рупь с четвяртаком за день навос возить. Потом на минутоцьку присела. Ну! знашь сама, с хозяйкой слово зА слово да и порядком поразговорилась. И вот потеху-то она тогды мне разказала! УмОра, право-но, умора! Все животы мои сперетянуло! Во сАмоёт тот метальшик, што я нанелА , пропОица така, рямь на ремку, бес вотки не живЕ и трезвой не быват; он, смехом говоря в народи, вина никОлечко не терпит, штобы оно в бутылки было. А тут в том доми стара дефка есь, уродина, оммен такой страшонный, все на печки лежит, и придурь крайна-прекрайна. Лежала эфта дефка на печи, а метальшик, знамо, пьяной, втёрся в избу, и давай ругачче на чём свет стоит, ни на кого, вишь, а промешь себя, так просто с пьяных глас. Ну, вот! Сидит да овварачиват брань нестерплиму и увидал, што деффка на печи лежит. – «Эй ты, какора стара, ведьма, шкура, оборотень!» - закричал он ей. – «идешь – нет, дура, замуш за миня?». А дефка на пеци выпелилась во весь рос с конча в конец да и ворчит оттоль:

- «А што нейти? Пойду! ты тольки матери скажи своей!».

В ту пору метальшик и взаболь збегал, мать привёл свою; та покачала головой, да исказала дефке: «Дура же ты дура! Верно жись тебе надоела! Што ты, дурища затеяла? Вить кто не знат парня моего? Он такой рестант, разбойник, што нет хуже, убьё тебя, голову тебе свернё и душу вЫставит!» А невеста всё своё ноё: пойду да пойду. Ну и ладно, - «давай, говорит она метальшику, кОли жениссе, Богу молись, да за стол садись!»

- Ну! валяй! Чёрт с табой! Сказал жених, - слезай с пеци, молись, чёртова перешница.

Вот они и взаболь помолились, сели потом цяй пить. Жених сидит, беду страшну овворачиват, ругаечче из матушки в матушку; невеста слушала, да и говорит: «Хошь бы ты, паря, посли ругалсе-то, а типерь не гожО!».

Тем временем пошатнуло нашого жаниха, и свалился он на лафку, с лаввки под стол, да и остался спать в подстольи.

Утресь жанихова мать опеть пришла, и опеть сказала дефке: «Убьёт, тя, дура, паренёть мой, убьё! ешше не одумалась? Верно слово, коли не одумалась, убьёт тя, што и не пикнёшь, тольки пар вон выйдё!».

Што наша девка, она и ухом не ведё. Как проспалсе метальшик и тверёзой стал, она снова с пеци ему стала об винци, да о свадьби попевать.

Слушал, слушал жаних, сперва всё молцял, а потом и вымолвил: - «Будёт тиби, стара какора, о пустом бренчать! мнека нет досугу не тольки што жаницца, да и подумать-то никогды о женидьбы; а с тобой-то дурой што я стану делать, как ты мне навяжиссе? Одному жрать нечего быват, а в двоём то глину што-ли вместо хлеба трескать станем. Пошла-ко ты от миня к лешому, да больша и не суйся. Скольки назимов ноне надо обрать, а ты ешшо о винци заговорила, досук-ли мне тутотки!».

ПП: - Ну, прости, теперь! Хорошаго быват завсигда по немногу, заходи ко мне о празники, там больше поговорим, вить не эфто последнё то. До смёртоцки скоре бежать мне надо: целой день не у чего прошел, всё в разговори!!...».

***

До чего же хорошо. Словно на «машине времени» в прошлое скатался. 

Увы, иным стал язык холмогорцев и обитателей прочих земель Архангельской губернии, «среднероссийским», «таким как везде».

Кстати, тенденцию к его «усреднению» отметил Аркадий Грандилевский: «В позднейшее время стали ощутительно проникать иные элементы, заносимые семействами возвращающихся из отхожего промысла. Так как таких людей много и их передовое значение в обществе сильно, то прежним коренным элементам холмогорского наречия заметно угрожает новое влияние, и уже во многом оно успело себя заявить».

Победило «новое влияние». Меняется язык. Этот процесс с ним происходил всегда. Но такого давления, которое наблюдается в последние времена, русский язык ещё не испытывал. Выдержит ли? Поживём-увидим.

***

Записанная Аркадием Грандилевским беседа на сценах народных и профессиональных театров замечательно должна смотреться и слушаться. Мне так кажется. 

Александр Чашев