В предпоследнюю зиму командование части организовало творческий смотр самодеятельности всех кораблей нашей бригады. Нам, транспортникам, – «единичке», «двойке» и «тройке», - как самым маломощным и малочисленным, разрешили выступить одной сводной командой. А и то сказать, тральщик «Киров», крейсер «Пурга» или, там, к примеру «Дзержинский» имели команды до 380-ти человек, а у нас вместе с офицерами набиралось не больше 28-ми душ на корабль!
Каждая суббота объявлялась конкурсным днем, и клубная сцена на весь день отдавалась на растерзание команде очередного корабля – под пляски и песни. Народу в клуб набивалось «под завязку». Всем хотелось поглазеть на таланты своих друзей и знакомых. Публика щедро рукоплескала. В основном шло соревнование в пляске «яблочко» и в исполнении хоровых маршей. Крейсер «Пурга» задавил всех количественным присутствием: у них одновременно пело и плясало столько народу, сколько могло поместиться на сцене - человек двести! - прямо как в Прибалтике на праздник Лиго. Некоторые матросы падали в партер, вызывая взрывы хохота. В общем, зима проходила весело...
Нам досталось выступать самыми последними. Поэтому мы сумели хорошо подготовиться и учесть ошибки наших предшественников.
Во-первых, мы не стали плясать и петь строевые марши. Во-вторых, все оделись в форму №2, давно всеми позабытую, то есть, в белую парадку, - праздник, все-таки! Потом – мы выставили от наших кораблей вокально-инструментальный квартет, под управлением Александра Нехорошева, солист - матрос Троицкий с «тройки». Еще у нас были цирковые номера: фокусы, силовики-юмористы, говорящий попугай и другие представления. Все выступающие были в соответствующих костюмах. А завершили мы выступление песней, которую сочинил старшина первой статьи Александр Нехорошев и которая стала гимном нашего корабля, а после смотра – гимном всех трех «транспортников».
Веня Барков сидел в первом ряду вместе со своей супругой, такой же кругленькой, как и он, но более женственной. Во время оваций командир Веня вскакивал и кричал, обращаясь в зал:
- А мои-то! Мои-то! Какие! Каково? А? Видали?
И потрясал кулаками. Он нами гордился. Он гордился всеми тремя кораблями, потому что был поставлен старшим над сводным коллективом самодеятельности транспортников.
Ансамбль Нехорошева беспрерывно гремел мелодию «Советский цирк!» и другие цирковые марши, на сцену торжественно выходил очередной объявленный и под барабанную дробь выполнял свой «смертельный» номер.
Первым выступил факир в чалме и халате – наш комендор, матрос Чубуков. Он показал фокус с шариком от пинг-понга, который катался по нитке и не падал на пол. Потом под барабанную дробь он водрузил на стол большую фарфоровую тарелку, – ее нам пожертвовала жена командира, - размахнулся и вдребезги разнес ее молотком. Подмел осколки, собрал в совок и высыпал в мусорное ведро. Потом поклонился, сказал громко:
- Всё! Порядок есть порядок!
И под марш «Советский цирк», хохот и рукоплескания ушел со сцены.
Тут Саня Нехорошев убежал за кулисы, потому что участвовал в следующем номере. Его объявил матрос Троицкий:
- Говорящий попугай! Отвечает на самые каверзные вопросы штурмана Селезнева.
В зале на несколько секунд погас свет, а когда вспыхнул прожектор, в его луче оказался штурман, старший лейтенант Селезнев, в мундире, сидящий на стуле на краю сцены. На плече штурмана, цепко ухватившись «когтями» за погон, «сидел» «говорящий попугай» - Саня Нехорошев и его руки. Он был одет во все темное, чтобы не было видно ног. Голову Сани украшал картонный колпак с перьями и клювом. Кстати, перья для этого номера специально подобрал Володя Караваев, позаимствовав их у своих несчастных убиенных чаек…
Пока попугай вертел головой, зал заходился хохотом, но когда заговорил штурман, все примолкли, ловя каждое слово. Когда офицер задавал неприятный вопрос, попугай начинал метаться, перебирать лапками, прыгать с погона на погон и даже на голову Селезневу и вырывать волосы с макушки, - одним словом, уходил от ответа.
- Гоша! – говорил Селезнев.
- Я - Гоша! – отвечал Нехорошев-попугай.
- Гоша, расскажи людям, что говорят наши матросы…
- Здрррравия желаю, товарищ капитан второго ранга!
- Так, Гоша! А что говорят наши матросы во время погрузки и разгрузки?
- Вира!
- А еще, Гоша? Что они еще говорят?
- Майна!
- Правильно, молодец, Гоша!
- Гоша молодец!
- А что еще говорят матросы, когда идет разгрузка? Мне бы знать хотелось. Мне бы на родину написать, что у нас матросы говорят!
Гоша потупился и заплакал, вытирая слезы то одной лапкой, то другой, а то и обеими сразу.
- Правильно, Гоша! На публике этого нельзя. Так вообще нельзя выражаться! Успокойся! Наша общая беда – ненормативная лексика…
Зал взорвался хохотом: все прекрасно знали, что говорили матросы - да и не только матросы! - во время погрузочных работ и не только. С этим злом – матерщиной - безуспешно пытались бороться все политработники всех бригад и всех частей, всех родов войск от Тихого океана до Балтийского моря. Как говорится, «от тайги до британских морей»…
Дальше квартет заиграл «Выходят на арену силачи…», и на сцене появились двое в тельняшках, зашитых между ног наподобие борцовских костюмов. Они тащили здоровенную толстую доску. Нехорошев объявил их как «смертельный номер с подкидной доской». Поиграв мускулами, «силачи» аккуратно положили доску на стул. Потом, под барабанную дробь, подхватили ее и на счет «три» подкинули высоко вверх - и бросились в разные стороны. Доска с грохотом обрушилась на стул…
Заключительным номером программы шла песня старшины первой статьи Нехорошева в исполнении матроса Троицкого – гимн «транспортников»:
«Поищи по белу свету
Яхту, бриг или корвет,
Чтобы был похож на этот
Непонятный парахет…»
После каждого куплета шел припев:
«А нам опять, опять не спать,
Нам границу охранять,
Нагружать и выгружать
Родина доверила!
Снится дом родной опять.
И осталась дома мать.
Только ей одной понять
Что и чем измерено…»
Куплетов было много, а припев – один. И скоро уже весь зал вместе с участниками пел:
«А нам опять, опять не спать,
Нам границу охранять,
Нагружать и выгружать…»
Мы заняли первое место…
Но не подумайте, что мы сходу заняли первое место. Нет! У «транспортников» оказались могущественные враги – личные враги Вени Баркова, нашего командира. В чем только не обвиняли нас, когда подводили итоги смотра самодеятельности нашей бригады! Даже в том, что мы не настоящие боевые единицы и выполняем только грузовые, то есть второстепенные работы. Замполит части кричал на нашего замполита, скромнейшего Ивана Ивановича:
- Что это у вас там «мать» да «мать»! Это что? Зачем шуточки про матерщину? Мат – это вам не шутка! Что гражданские люди подумали? А ведь там были дети!
Но за нас вступился сам комбриг, и нам присудили первое место в смотре.