Шахматная партия старца Филарета (из истории Сийского монастыря)

В 150 километрах от Архангельска по трассе М8 на живописном, покрытом кувшинками Михайловском озере, как Китеж-град высится строй куполов Антониево-Сийского монастыря. Лишившийся окружения диких зверей и других угроз, за минувшие века монастырь превратил остров, на котором был расположен, в полуостров. Надвратная церковь-стена лишь наполовину перекрывает путь к храмам. У кромки озера, в воде, виднеются известняковые блоки – основание стены, которая по всему периметру защищала обитель от любопытных глаз. Она давно разобрана, и обитель открыта для всех, кто пришел с добрыми намерениями – так повелось с древности.

Был период в истории, когда от монастыря требовали отгородиться, заделать множество «дверей и дверок» и стать крепостью. Двери «на волю» беспокоили царя Бориса Годунова, и не внешняя опасность была тому причиной. Она исходила от 50-летнего «старца» Филарета, в недалеком прошлом – главы влиятельного рода бояр Романовых, первого щеголя Москвы и любителя охоты.

«Мешок с корешками»

Летопись Сийского монастыря гласит:

«В царствование государя царя и великого князя Бориса Федоровича Годунова прислан был в Сийский монастырь боярин Федор Никитич Романов с повелением застричь его в монашество. Почему он и был застрижен, которому при пострижении наречено имя Филарет» (1).

В монастырском архиве есть сведения, что донес на братьев Романовых «дворовый человек». Подбросив своим господам «мешок с корешками», он сообщил Годунову, что у Романовых припасено «отравное зелье» для царя Бориса. На патриаршем дворе собрали народ и публично обвинили Романовых в заговоре. Затем пытали и в июне 1601 года вынесли «боярский приговор»: Федора Романова отправить в ссылку в Сийский монастырь, его жену Ксению Шестову – в Заонежье, детей – Татьяну и Михаила – в Белоозеро, остальных братьев – в различные отдаленные места севера России. Имение(я) и имущество опальных бояр конфисковали. Несчастье, которое так неожиданно обрушилось на род Романовых, пережили только двое из братьев – Филарет и Иван Никитичи.

По мнению исследователей, келья опального постриженника в Сийском монастыре была на том месте, где теперь стоит церковь Благовещения Пресвятой Богородицы. Надзирал за Филаретом по личному приказу Годунова пристав Богдан Воейков.

Игра слов

В обители самыми опасными для Федора Никитича были разговоры. Молчать в населенном сотнями чернецов и трудников монастыре невозможно физически да и подозрительно. Царю донесли бы, что Филарет смертельно обижен, а значит, опасен даже в заключении. Молчанием в глазах царя он обесценивался и как источник информации, поэтому условия содержания жены и детей Федора Никитича могли ужесточить, чтобы спровоцировать заключенного «раскрыться». С другой стороны, явная ненависть к царю влекла за собой смерть. Брата Федора – Александра Никитича, заключенного в Луде, в 300 километрах от Сийского монастыря, и невоздержанного на язык, к тому времени уже удушили паром в бане вместе с малолетним сыном. Филарету оставалось играть шахматную партию разговоров, где ставкой была жизнь – своя, жены и детей.

Пристав Богдан Воейков сообщал Борису Годунову:

«Твой государев изменник, старец Филарет Романов мне говорил: «Государь меня пожаловал, велел мне вольность дать, и мне б стоять на крылосе». Да он же мне говорил: «Не годится со мною в келье жить малому, чтобы государь меня, богомольца своего, пожаловал, велел у меня в келье старцу жить, а бельцу с чернецом в одной келье жить непригоже» (2).

Филарет подчеркивает преданность царю Борису – «меня пожаловал… государь меня, богомольца своего…». Он также борется за «малого» – послушника, живущего с ним в келье, к которому он по-отцовски привязался. Филарет скрывает свою привязанность, требуя его удаления, чтобы «малому» не сломали жизнь за недоносительство и многознание.

Воейков понял Филарета только наполовину – что он скрывает добрые отношения с «малым», и не догадался, что Филарет на самом деле хочет удалить его ради спасения.

Пристав Богдан Воейков – царю Борису Годунову:

«Это он говорил для того, чтоб у него из кельи малого не взяли, а он малого очень любит, хочет душу свою за него выронить. Я малого расспрашивал: «Что с тобою старец о каких-нибудь делах разговаривал ли или про кого-нибудь рассуждает ли? И друзей своих кого по имени поминает ли?» Малый отвечал: «Отнюдь со мной старец ничего не говорит». Если малому впредь жить в келье у твоего государева изменника, то нам от него ничего не слыхать; а малый с твоим государевым изменником душа в душу» (2).

Филарет опасался, что Воейков, столкнувшись с молчанием «малого», перейдет к угрозам и ради выслуги перед царем осуществит их. Филарет бережет и своих тайных сторонников среди московских бояр. Зная, что хорошее его слово может быть приговором, он говорит Воейкову, что обижен на всех бояр.

Пристав Богдан Воейков – царю Борису Годунову:

«Да твой же государев изменник мне про твоих государевых бояр в разговоре говорил: «Бояре мне великие недруги; они искали голов наших, а иные научали на нас говорить людей наших, я сам видал это не однажды». Да он же про твоих бояр про всех говорил: «Не станет с них ни какое дело, нет у них разумного, один из них розумен Богдан Бельский, к посольским и ко всяким делам очень досуж»» (2).

Похвалой Бельского Филарет подводит под подозрения этого своего недоброжелателя и талантливого сторонника Годунова. Вскоре мнительность Годунова сделает дело – популярного Бельского заподозрят в измене и, вырвав ему бороду, сошлют.

Ради семьи

В сийской шахматной игре участвовали все, кто общался с Филаретом. «Малого» старец научил, как отвечать на вопросы Воейкова. Говоря как бы самому себе, что не боится смерти жены и детей, Филарет отводил опасность от семьи. Зачем угрожать детям, если их отец желает им смерти как избавления от страданий? («Чаю, жена моя и сама рада тому, чтоб им Бог дал смерть», – передает речи узника в пересказе «малого» Воейков.) Словам самого Филарета он мог не поверить, подвела бы интонация, неубедительные слезы или их отсутствие. С этой миссией успешно справился «малой», с которым Филарет был «душа в душу».

Богдан Воейков – царю Борису Годунову:

«Велел я сыну боярскому Болтину роспрашивать малого, который живет в келье у твоего государева изменника, а малый сказывал: «Со мною ничего не разговаривает; только когда жену вспомянет и детей, то говорит: «Милые мои детки, маленки бедные осталися, кому их кормить и поить? Таково ли им будет ныне, каково им при мне было? А жена моя бедная, наудачу уже жива ли? Чает, она где близко таково ж замчена, где и слух не зайдеть! Мне уж что надобно? Беда на меня жена да дети; как их вспомнишь, так точно рогатиной в сердце толкает; много они мне мешают. Дай, Господи, слышать, чтоб их ранее Бог прибрал и яз бы тому обрадовался. Чаю, жена моя и сама рада тому, чтоб им Бог дал смерть, а мне бы уже не мешали, я бы стал промышлять одною своею душою; а братья уже все, дал Бог, на своих ногах»» (2).

Филарет переиграл пристава и с его помощью – царя Бориса. «Малого» удалили, а слова заключенного о том, что он не боится смерти детей и жены, царь запомнил.

Царь Борис – приставу Богдану Воейкову:

«Ты б старцу Филарету платье давал из монастырской казны и покой всякий к нему держал, чтоб ему нужды ни в чем не было… малому у него в келье быть не вели, вели с ним жить в келье старцу, в котором бы воровства никакого не чаять. А которые люди станут в монастырь приходить молиться, прохожие или тутошние крестьяне и вкладчики, то вели их пускать, только смотри накрепко, чтобы к старцу Филарету к келье никто не подходил, с ним не говорил и письма не подносил и с ним не сослался». (3)

Годуновские инструкции

Годунов ведет свою игру. За судьбой Филарета наблюдали бояре, ненавидевшие Бориса за хитроумие и худородность. Смерть или унизительные условия содержания ссыльного показали бы невозможность для бояр мира с Борисом, что заставило бы их злоумышлять против царя. Отсюда годуновские инструкции: «чтоб нужды ни в чем не было», «если он захочет… то позволь». Филарет был опасен своим авторитетом, он мог попытаться настроить бояр против царя. Потому тот и наказывает: «Смотри накрепко, чтобы письма не подносил… и с ним не сослался».

В 1602 году, когда писались эти отчеты Воейкова, царь не видит политической угрозы, которая исходила бы от Филарета, он интересен как невольный информант. А в 1604-м триумфально вступает в пределы Московского царства «царевич Дмитрий Иванович», и основанная на страхе и сомнительной легитимности власть оказывается крайне слабой. Царь Борис, начавший принимать импульсивные решения, меняет стратегию игры с Филаретом.

Письмо сийскому настоятелю Ионе он начинает с филаретовских «бесчинств», но затем разворачивает логику изложения в противоположную сторону. Иона оказывается виновным в «открытости монастыря», в том, что обитель полна многочисленных подозрительных «дверок» для связи с миром. Царь требует построить стену вокруг монастыря, замуровать все двери-дверки, паломников встречать сторожами, допрашивать и провожать до храмов. Он велит превратить святую обитель в крепость-тюрьму, что свидетельствует о потере царем уверенности в своей власти. В то же время Годунов повышает статус Филарета – поселяет в настоятельскую келью и велит Ионе, чтобы он к пленнику «береженье …держал во всем, а бесчестья ему никаторого не делал».

Годунов подчеркнуто уважительным отношением намекает Филарету, что возможно если не возвращение его к светской жизни, то получение им высокого церковного поста, соединение с семьей. Надо только держаться царя Бориса и не играть с тайными посланцами. Письмо может рассматриваться также как часть подготовки «лиха», которое Филарет якобы «над собою учинит», если «учинитца какая смута в старце». В этом случае виноватым заранее назначается Иона – «то сделается твоим небрежением и оплошкою». Известны письма Бориса Годунова сначала о «бережении» братьев Никитичей, а затем, когда они один за другим погибли в заключении, о вине сторожей в этих «оплошках».

Царская грамота

Вот этот документ:

«1605 г. Марта 22. Грамота Бориса Федоровича Годунова игумену Сийского монастыря Ионе о строгом содержании старца Филарета (Романова).

От царя и великого князя Бориса Федоровича всея Руси, в Сийский монастырь игумену Ионе.

И как к тебе ся наша грамота придет, и ты б велел старцу Филарету жити с собою в келье да у него велел жити старцу Леваниду, и к церкве старцу Филарету велел ходить вместе с собою, да за ним старцу, и береженье к нему держал во всема …бесчестья ему никаторого не делал; а на которого старца он бьет челом, и ты б тому старцу жити у него не велел.

А будет ограда около монастыря худа, и ты б ограду велел поделати – без ограды монастырю быть не пригоже, и меж келей двери заделати. …а незнаемых бы еси людей к себе не пущал, и нигде б старец Филарет с прохожими людьми ни с кем не сходился.

А о все бы еси о береженье старца Филарета, россматривая его, советовал з Богданом Воейковым, чтобы старец Филарет в смуту не пришел и из монастыря не убежал, а жил бы во всем смирно по монастырскому чину… А о чем в сей нашей грамоте написано, и то б у тебя было тайно.

А учинитца какая смута в старце и не учнет жити по монастырскому чину или из монастыря уйдет или какое лихо над собою учинит, и то сделается твоим небрежением и оплошкою. Да что старец Филарет будучи у тебя учнет о чем розговаривати какие приличные розговоры, и ты б о том отписывался к нам, а отписки велел отдавати в Посолском приказе диаку нашему Офонасью Власьеву.

Писана на Москве. Дети 7113, марта в 22 день. На обороте: Диак Офонасей Власьев» (1).

О том, что было дальше, так написал историк Вознесенский: «В апреле 1605 года умер царь Борис, и 20 июня в Москву вступил самозванец. На подвергшихся при Борисе Годунове опале бояр посыпались милости. В числе первых вернули Романовых и их родственников, был вызван из заточения и старец Филарет. Тотчас же по возвращении он был назначен митрополитом на Ростовскую кафедру, освободившуюся после вынужденного ухода ростовского митрополита Кирилла. Дальнейшая судьба митрополита Филарета достаточно известна. Ему выпало на долю, как одному из видных участников, пережить вместе с Русью тяжелые годы Смутного времени, а потом и долгий плен у поляков. Однако в 1619 году «государев отец» вернулся из плена и в том же году был наречен патриархом».

(по материалам Архангельской епархии)