Умер Вадим Медин. Еще летом этого года. Увы, узнать об этом довелось только в конце 2018-го. Что неудивительно, ибо легендарный бард эпохи застоя тщательно скрывал свою фамилию.
«Вадим Медин. Его настоящая фамилия… пи-и-и-и», – примерно так звучит в беседах о звездах русского шансона. Запикали ФИО, будто человек – наш агент в тылу врага, а не автор любимых народом песен.
Свою подлинную фамилию житель Омска Вадим Медин скрывал до самой гробовой доски. Почему? От скромности? Думаю, все объясняется куда проще: послушайте песни барда и сопоставьте их с тогдашней действительностью.
Как ты, скромность, людей угнетаешь.
И не скажешь, что скромно живем.
Попадешь, если много болтаешь,
Может, в лагерь, а может – в дурдом.
Как думаете, на сколько лет эти строки тянули в семидесятых? Скажем, пришли к «Медину» товарищи, которые знали не только его подлинную фамилию, но и всю подноготную и сделали предложение, от которого не смог отказаться: или твоя гитара замолкнет, или отправим тебя из Омска в Магадан. Без гитары. Он замолчал – и молчал аж до 2015 года, когда родил-таки несколько новых песен.
Поклонники жанра ахнули: Медин воскрес! А через три года его не стало…
Показательно, что кратковременное возвращение в мир авторской песни Вадима Медина совпало с возвращением в нашу жизнь Застоя-2.0.
Вещает английское радио кратко:
Наш лайнер упал в Каракумских песках.
Как будто узнал я от сплетницы гадкой,
Что с самого детства хожу в дураках.
Мы вернулись туда, на новом витке исторической спирали, где «фильм Голливуда цензура-зануда изрежет и склеит, «как хочет народ». «Народ хочет», чтобы про Сталина было только в превосходных степенях.
Вадим Медин пел не только собственные песни. В его репертуаре были творения Владимира Высоцкого, Александра Галича, Булата Окуджавы, Александра Генкина, песни из репертуара золотого голоса русской эмиграции Петра Лещенко. Он слагал песни на стихи великих соотечественников – от Михаила Лермонтова до Сергея Есенина. Но две трети песен – собственного авторства. О чем? Например, об убожестве провинциальной жизни, задавленной советской еще вертикалью: «У нас уже шесть дней как нету света, обрезал провод англицкий шпион». Тоска по мировой культуре: «Во Флоренцию хочу, на могилу Данте!» «Нет, мадам, не бывал я в Париже и Шекспира ленился читать. О Вольтере, Спинозе, о Канте, я, поверьте, от вас услыхал». И о вековечном русском бегстве от мрачной действительности в «синюю» даль:
Вот уже часы пробили полночь.
Брошена бутылка под кровать.
Ни о чем не надо больше помнить,
Ни о чем не надо вспоминать.
Жалобно заплакала гитара,
Что висела рядом на стене.
Под столом стоит пустая тара,
Словно бы вздыхая о весне.
Но и весна не приносит радости:
Тает снег на дорогах с утра,
Ветер запах приносит полыни.
Даже ночью не снится весна,
Все гололед да осенние ливни.
При застое, кстати, есть возможность бежать в сны «про то, как выйду, как замок мой снимут, как мою гитару отдадут» (это уже из Высоцкого). Можно, как Лавкрафт, во сне путешествовать по иным мирам, а наутро записывать то, что запомнил в дневник – как мисимовский Киёаки. А можно спеть под гитару:
Сегодня тринадцатое сентября,
Мне снились кошмары всю ночь.
То черти кружили, в фанфары трубя,
Грозились в муку истолочь.
То Лермонтов с Пушкиным, пьяные в дым,
Хотели мне рифмой помочь.
Потом Чингисхан предлагал мне калым,
А с ним капитанскую дочь.
…Потом приходил Пугачев Емельян,
До вторника трешку просил.
И, глядя на мой пролетарский карман,
Ругался и в грудь себя бил.
Но я, пожалевши героя былин,
Четыре двенадцать отдал.
И вот проснулся лирический герой – а на дворе все та же тоска, изредка развеиваемая какими-нибудь забавными новостями:
У нас вчера на площади был случай,
Сам Бог не даст, соврав, мне помереть:
Валил народ из бани голый кучей –
Туда забрел попариться медведь.
По Архангельску один топтыгин бегал летом. До бани, правда, не добрался.
Кстати, 13 сентября – Поморский Новый год. Так что, потом Ломоносов с поллитрой пришел, Абрамову в рюмку плеснул (это я уже от себя добавил).
Даже в песнях «питейного» цикла Вадим Медин порой поднимается до высот галичевской сатиры. Например, в песне «На заводе нашем». Единственный непьющий работник в цехе, перевыполняющий план, на котором держится производство, выглядит слишком подозрительным: уж не сектант ли какой? И «бюро партейное, перепив портвейну» записывает незадачливого трезвенника в тайные баптисты и снимает его портрет с Доски почета. Ударник труда с горя становится таким, как все – запивает горькую. Как пелось в другой песне:
А если бы мы не пили,
То много хуже жили.
Доход такой, как водка,
Театр не принесет.
И даже война страшна тем, что ракеты разрушат винные магазины, а народ без водки «как рыбы без воды».
Заслуга Медина и в том, что он проложил мост между классической бардовской песней и блатной, корректно именуемой «русским шансоном». Конечно, до него был Высоцкий, но Высоцкий – великий, Медин – не великий, но один из тех, кто держал планку жанра, не позволяя ей пасть ниже плинтуса.
Мы случайно с тобой повстречались,
Оба с детства влюбленные в ночь.
Я – преступного мира товарищ,
Ну а ты – генеральская дочь.
Кореша полегли как герои,
Душу рвал милицейский свисток.
Я с пробитой навылет рукою
Нес деньгами набитый мешок.
Ты мне дверь отворила со скрипом,
И, посыпав махоркой порог,
Объяснила, что это от гриппа
И собак, что ведут мусоров.
Остроумная, талантливая стилизация, можно сказать – пародия, а вовсе не пропаганда криминальной субкультуры среди молодежи.
Он ушел… А в прошлом году, тоже летом, оставил наш мир легендарный бард Александр Лобановский, с которым мне довелось общаться. С Мединым – увы.
Песни его помню со школьной скамьи. Возможно, что-то из процитированного написал не Медин, а кто-то из собратьев по творческому цеху. Например, его знаменитый земляк Владимир Шандриков. У старых бардов как-то не принято было из-за авторства гитары ломать. Песня уходила в народ, и зачастую авторство приписывали ее вовсе не тому, кто ее в действительности сочинил.
Уход бардов эпохи прежнего («брежнего») застоя удивительным образом совпала с окончательным воцарением застоя нового, повторяющего многие черты предыдущего.
Скольких братьев усиленно кормим,
Строим фабрики, домны и ГЭС.
Сейчас готовимся строить Трансафриканскую магистраль от Дакара до Джибути. А «Белкомур» - когда еще проложат, жить в эту пору прекрасную нам, младшим современникам Вадима Медина едва ли придется. А еще «на заводе на нашем… три процента шпионов, девяносто воров». Как будто про современную отечественную элиту писал: и воруют, и у записных патриотов за границей счета и недвижимость, а в иностранные агенты почему-то записывают тех, у кого нет ни собственности за рубежом, ни иностранного гражданства.
В Омске частный аэродром назвали именем Егора Летова. Как было бы здорово, если бы какой-нибудь объект на родине барда (не обязательно взлетно-посадочный) получил имя Вадима Медина!
У заинтригованного читателя остается вопрос: а как же в действительности звали Вадима Медина, кем он был в обычной, не песенной жизни? Пусть это останется маленькой тайной, пока. Впрочем, могу дать подсказку. На музыкальном сайте «Завалинка» есть раздел, посвященный творчеству Вадима Медина. Не поленитесь, разыщите его – и найдете ответ на вопрос.
Анатолий Беднов