Александр Антонов: Бухоня (предисловие Александра Чашева)

От Гильгамеша к сетературе. Представляя автора

Живя в деревне, вдруг осознал – если древние боги придуманы от страха перед тайнами природы, то, возможно, искусство родилось от восхищения природой и белой зависти к её проявлениям. Художник пытается достичь гармонии, данной Творцом миру тварному. Те, кому удаётся ближе других подойти к линии природного совершенства, назначаются великими, произведения их - относительно «вечными». И всё же природу не превзойти, цветок из глины не оживёт, Слово Бога не придумать. Пытаться надо.

Пять тысяч лет назад читателям представлен первый из известных человечеству литературный текст – шумерский эпос «Сказание о Гильгамеше». Много вод утекло с тех пор, изданы и потом уничтожены временем и людьми миллионы книг, забыты сонмы авторов, новые нарождались, иные даже к апостолам приравнивались, другие, особенно в последние времена, - в городские сумасшедшие и бездельники зачислены. Но всё пишут и пишут приговорённые к перу.

Изобретённое недавно человеком (?) кибер-пространство породило явление, обозначенное термином «сетевая литература». В дискуссиях, происходящих как в сети, так и на страницах бумажных изданий выясняются мнения участников о ценности сетературы, как литературного движения, уровнях её влияния на «традиционную литературу», степенях маргинальности сетераторов, их причастности (непричастности) к «настоящей литературе»; во многих статьях и обсуждениях звучит при этом в разных контекстах слово «постмодернизм», завершением которого якобы является Интернет.

Между тем освободившиеся от монополии печатного станка и зависимости от материальных, цеховых, идеологических, прочих нелитературных аспектов и многие не знавшие их сочинители, заселили виртуальное пространство, используя другие его, недоступные бумажным изданиям специфические качества, в виде той же оперативной обратной связи с читателями и коллегами по цеху, живущими в разных уголках Земли.

Воссоединились две виртуальности?

Ведь виртуальность — это объект или состояние, которые реально не существуют, но могут возникнуть при определенных условиях. Не их ли созданием занимаются творческие люди во все времена? И размещают ныне в виртуальном пространстве.

Зачем, для чего, для кого?

Советский поэт Борис Слуцкий, не обделённый при жизни немалыми тиражами книг и гонорарами, попытался дать ответ на эти вопросы: «Нам писателям второго ряда, с трудолюбием рабочих пчёл, даже славы собственной не надо, лишь бы кто-нибудь прочёл».

Нет пока рядов в открытых сегментах сетературы, не задумываются о собственных местах на иерархических лестницах тщеславия бескорыстные сочинители, стучат себе «клавками», самовыражаются «для души».

Архангельский прозаик Александр Антонов из их числа будет. В реальной жизни он занимается реставрацией памятников деревянного зодчества, спасая их от разрушения, продлевая жизни, сохраняя исторические и художественные особенности храмов, мельниц, крестьянских изб, дух времени, в котором они появились и существовали.

Объектами культурного наследия их ещё именуют, иногда прибивая на стены таблички с грозным предостережением «Охраняется государством». Увы, не всегда надо верить написанному.

И всё-таки материальным памятникам в каком-то смысле повезло - существуют программы по их сохранению, под них выделяются деньги, некоторые даже на реставрацию направляются. Главный объект культурного наследия – язык народа, его душа - не охраняется. Потому и уходят в небытие звучавшие десятки веков на пространствах Руси-России слова, сотворённые поколениями дедичей, выстраданные ими, наполненные глубоким смыслом, красивые, образные, крепкие, ёмкие, замещаются они «лексемами» - словесными уродами и паразитами, требующими перевода и объяснения.

Давали новую жизнь в книге народному слову Борис Шергин и Степан Писахов, не раз получавшие за это от критиков обвинения в «злоупотреблении диалектизмами». Так обзываются и ныне слова русского языка, сохранившегося до недавних пор в Поморье. В 1947 году, после выхода книги «Поморщина-корабельщина», названной «псевдонародной», Борис Шергин «за осквернение русского языка» на 10 лет был лишён возможности печататься и прозябал в нищете.

Слава Богу, оценена по достоинству самобытность северных авторов, изданы хорошими тиражами книги, звучат сказки по радио, мультфильмы по их произведениям снимаются. Выходит, интересна людям проза, настоянная на народной поэзии.

В отзывах на сочинения Александра Антонова можно прочитать восторженные сравнения сочинителя со знаменитыми земляками. И всё-таки он другой, у него своё лицо.

Хочется пожелать успехов автору, а читателю радости от знакомства с плодами творчества самобытного прозаика.

Александр Чашев

Бухоня

Нашему-то народу грязь месить не надоть привыкать. Ежели грязи по колено, то держаться на ногах даже прошше. Друго дело – вперёд не больно то подашься. Но нам и тут хорошо: жижу промеж пальцев пропустил – корнеплодов на обед выловил, воду в пруду замутил – рыба сама в руки выпрыгиват, теста из глины намесил – праздничным пирогом стол для гостей украсил!

Да по эдакой-то няше до нас никаки враги вовек не доберутся! Которой народ пошустре – те из грязи сразу в князи норовят перебираться. Там и место повыше и грязь пожирне будет. Так уж у нас веками сложилось: чем больше вокруг грязи – тем толшше наши князи. Оттого, видать, и цари-то у нас никак не переводятся…

Один мужик жил, эдак вот, посреди грязи бескрайнёй в избе чёрной кондовой, сам – на всю голову бестолковый. Фамилие его никто уж не припомнит, а прозвишше ему было дадено – Бухоня, штоб родину почашше поминал.

Вот, одиновы, проснулся Бухоня ни свет ни заря – пашню пахать. Свесил ноги с полатей, почесался во всех местах, сидит и прикидыват: с какого края в поле зайти, где межи оставить, в какой конец сподручней камни таскать. И мимодумно в ноздре пальцем чистит. Выкопал из носа здоровенну суху соплю, скатал из неё кругляш и скинул его в пыльной угол.  Вышел опосля на двор, оправился, штаны поддёрнул и поплёлся нехотя на работу.

А сопля помаленьку очухалась, мал-помалу на воле обуркалась и давай по углам в пыли шариться-кататься. Навертела на себя грязи да сору всякого, прилепила сверху тухлу рыбью голову, ноги из куриных костей приделала, вместо рук себе клешни из лучины соорудила и пошла по избе рыскать – искать поживы.

Вернулся мужик с работы домой, а на лавке сопля его сидит дожидается: сама ростом с вершок, под ней сору мешок, клешнями заваль елошит и бельма рыбьи по сторонам тарашшит. Подивился Бухоня на эко чучело, а сопля надулась пузырём и шипит ему сквозь рыбью  голову: «Давай, мужик, я тебе по хозяйству помогать буду. Всю грязь соберу, мышей и тараканов выведу!» Бухоня и думат: «А нешто. Пусть себе хозяйничат – хуже не станет. Грязи, глядишь, и паразитов поубавится». Похлебал жиденького, погрыз сухарей и спать на полати завалился.

Утром говорит он сопле: «Давай, хозяйка: воды наноси, дров наколи, полы вышоркай, портки мои выстирай, да еды наготовь!» И ушёл снова в поле робить.
Возвращается к ночи домой, глядь, а в избе всё переставлено, со свих мест передвинуто, вверх дном перевёрнуто, а сопля разжирела – размером с ведёрной самовар стала – сидит на полатях, боками блестит и команды мужику сверху выдаёт: «Сюды не ходи – тут пол слизью намазан! Шайки не тронь – в них грязь про запас сложена! Печь не мети – там сажа да зола для дела копится! Полагушками пустыми не греми – я спать тут устроилась!» Бухоня ей и отвечат: «Вот ишше – буду я всяку соплю слушать!» А сопля как заверешшит на него: «Я те не сопля, азъ есмь – тщарь!» «Кака така «тщарь»?! – мужик подивился – не нать нам никаких «тщарей»! Сковырнул соплю с полатей кочергою и загнал в подпечье – сиди там, не высовывайся!
 
А сопля в подпечье барахла всякого на себя нацепляла, ухваты к лучине приладила, горшок битой на голову насдевала, вылезла из подпечья, покуда Бухоня в поле робил, уселась на шастке, как на троне и орёт ему оттуда: «Всем холопьям грязь плодить да оброк платить, а кто ослушается – тому ноздри клешшами рвать и бить батогами!» «Совсем спятила!» – решил Бухоня, поддел соплю вилами и вынес на задворки за овин.

Сопля под соломой на задворках отлежалась, обросла силосом да навозом и затянулась обратно в избу через подполье, пока мужик в поле горбатился.
 
Воротился домой Бухоня, а сопля совсем разошлась, с ногами на стол забралась, раскинула шшупальцы по углам и гудит сверху на мужика: «Я законна в энтом доме хозяйка, грязь за тобой прибираю, слежу за всякой заразой, а ты пропадёшь тут один и потому должен слушать меня да исполнять все мои указы!»
«Да накой нам эки хозяева! – возмутился Бухоня – Каки таки указы!» Начал он соплю из избы выковыривать: за один край вилами подцепит – другой под лавкой увязнет, за один бок потянет – другой в косяк упирается. Схватился Бухоня за топор, а сопля исхитрилась да вывернулась наизнанку, гнилым нутром наружу, и давай вопить во весь голос: «Вся грязь – народу! Долой старый порядок!» Стала она раздуваться от натуги да расти как на дрожжах, и заняла собой всю избу! А Бухоню на двор выперла: живи теперь – хошь в бане, хошь в сарае!

Тут уж мужик не выдержал! Подложил соломы под углы, заколотил окна досками, подпёр ворота вилами и зажёг свою избу: пропадай совсем, коли так! И сгорела сопля вместе с избой и грязью в одночасье.
 
Погоревал Бухоня по привычке, да дело поправимое: разметал золу по полю, отстроил себе избу по-нову, отдышался, залез опять на полати и сидит – ноздрю пальцем мимодумно чистит – как жизнь свою наладить размышляет.

Александр Антонов