В полутемном подвале, служившем местом сборищ бритоголовых недорослей, неторопливо потягивали пиво двое «борцов за чистоту нации» – Степа Зига и Коля Коловрат. Пиво звалось «Баварией», однако разливалось в родном Отечестве, и привкус имело далеко не арийский. То есть напоминало скорее разбавленную водой из-под крана мочу, нежели излюбленный напиток мюнхенских штурмовиков. В общем, ни вкуса, ни градуса, ни кайфа, хотя выпито было уже полтора трехлитровых баллона. Наконец, Коля удумал добавлять в пиво несвойственный ему ингредиент – бытовую санитарно-гигиеническую жидкость «Ярила». Будучи в душе язычником, Коля Коловрат оценил по достоинству продукцию российского химпрома. Хорошо вставляет, если к «Баварскому» добавить наше славянское.
- Эх, разъяримся! – Коля взболтал и глотнул «коктейль». – Всех врагов разнесем!
- Ну, как? – поинтересовался Степа Зига. – Нормально идет?
- Во! – дружок икнул и сделал классический жест большим пальцем. – Это класс!
Зига тоже наполнил пластиковый стаканчик, смешав два зелья в пропорции фифти-фифти.
- Ух! – у него перехватило дыхание. – Слава Руси! – и вскинул руку.
Зига был истинный славяно-ариец, хоть и носил фамилию Зиганшин (отсюда кликуха) – дед-татарин подвел. Впрочем, физиономия у Степы была самая, что ни на есть нордическая, на глазок, без циркуля заценить можно. А вот Колян носом не вышел: его крючковатый шнобель напоминал загогулину свастики и поневоле заставлял вспомнить еврея с немецкого плаката «Виновник войны». Но Коля неизменно уверял, что все его предки – стопроцентно русские, даже в архив ходил, где выяснил свою родословную, по крайней мере, до петровских времен.
Это он добыл боевой трофей, отобрав у бомжа фуфырик «Ярилы» и отпинав пьянчужку напоследок, чтобы тот своим внешним обликом и поведением белую расу не позорил. Теперь скины пили «химию» отечественного разлива «за нашу победу», разумея под нею изгнание из Отечества всех, кто не соответствует арийскому экстерьеру.
Зига проглотил очередной стаканчик, крякнул… и тут его поглотила тьма. Тусклый свет подвальной лампы внезапно погас, исчезли огни фонарей, пробивавшиеся сквозь грязные оконца, мрак внезапно обрушился на него со всех сторон, окутал, обволок…
Очнулся Зига от холода. Он стоял где-то посреди то ли села, то ли поселка, то ли железнодорожной станции, рядом выстроились вдоль заснеженной, исчерканной колеями дороги приземистые деревянные домики, за ними вдалеке высилась темная стена леса. В небе были рассыпаны звездочки, сияла луна. Зига поежился: он был в одной футболке, вокруг же стояла минусовая температура, мороз был пусть и не свирепым, но все-таки ощутимым. Брр!
- Кто таков? – внезапно услышал он голос. – Почему раздетый? Чай, не в Африке – в Сибири.
Зига оглянулся. Перед ним стоял человек в полушубке, украшенном двумя лентами – красной и бело-зеленой, в папахе полувоенного образца, тоже с красной лентой наискосок, в старомодном пенсне, за его спиной высились трое в шинелях, тоже с лентами и еще с винтовками за плечами. «Кино, наверное, снимают», - подумал Зига.
- Да ты, видать, из бывших каторжан, голова наголо брита. Хотя всех каторжных Временное правительство год назад как выпустило, волосы давно должны были отрасти, - человек прищурился, пожевал сухими губами кончик седеющего черного уса. – Или большевики каторгу восстановили, а ты от них убежал? У нас тут, в глубинку, вести поздно доходят.
- Да не сидел я, какая еще там «каторга», - запротестовал Зига. – У меня сто шестьдесят часов исправительных работ за экстремизм в социальной сети, всего-то.
- Ну, они это умеют – трудовые мобилизации устраивать, – человек снял и протер пенсне перчаткой, потом водрузил его обратно на переносицу. – Ты, знать, в оппозиции к ним?
- Да-да! - радостно воскликнул Зига. – Я – самый настоящий радикальный оппозиционер! Ну, мы русская оппозиция, энесы мы! Зига-зага! – и резко выбросил вперед правую руку, как немцы в фильмах.
- Интересное у вас приветствие, - задумчиво проговорил человек. – А знаете, гражданин, мы ведь тоже энесы.
От слова «гражданин» Зига вздрогнул: вспомнились обыски, допросы, суд. «Никакие они не «энесы», провокаторы эфэсбэшные, вот кто они. Прикидываются соратниками, а потом…» - он побледнел, как луна на небосводе, что не ускользнуло от внимания человека с лентами.
- Испугался, парень? Знать, большевики застращали, - участливо произнес тот. – Мы – энесы всамделишные, а не какие-нибудь там анархисты… Улицы вот патрулируем.
«Ага, акция «Русские улицы». Наверно, вправду энесы. Чего бы, спрашивается, спецслужбам устраивать маскарад с переодеванием? Анархистов не любят. Я их тоже терпеть не могу!» - думал Зига, дрожа от холода, что тоже не укрылось от внимания человека в пенсе.
- Дрожишь? – спросил он. За его спиной переминались с ноги на ногу вооруженные люди.
- Это я не от страха, от холода… - отстучали зубы скинхеда.
- Может, на тебя тулупчик накинуть, согреешься? Я-то к морозам привычный, меня в Якутск ссылали, где плевок на лету замерзает.
- Н-не надо… - поежился Зига. – Лучше отведите меня согреться куда-нибудь. Значит, вы действительно энесы, национал-социалисты?
- Мы – партия народных социалистов, - поправил человек в пенсне. – Но некоторые нас и «национальными» называют.
- И много вас тут?
- Да нет, организация небольшая. Степанов (это я), Семенов, Игнатов, Зильбермандель, Гогиашвили, Тер-Минасян…
- А эти как у вас оказались? – удивился Зига.
- Кто «эти»? – недоуменно переспросил человек.
- Ну, три последних фамилии…
- О, это старые, испытанные товарищи, много лет по ссылкам мотались. За землю, за волю, за народ, за лучшую жизнь! В борьбе обретешь ты право свое!
- Понятно… - пробормотал Зига, хотя все ему стало окончательно непонятно. В самом деле, что это за энесы такие с нерусскими фамилиями? Что-то не то.
- Нас тут, в Сибири сам Потанин поддерживает, знаешь такого? – услышал он.
- Олигарх? – переспросил Зига и подумал: «Круто, если нас, энесов, олигархи стали спонсировать. Глядишь, и мне, бывалому борцу за чистоту расы, что-нибудь перепадет».
- Да ну, какой он буржуй! – рассмеялся странный «энес». – Ученый, путешественник, общественный деятель. Знать надобно! Или ты в Сибири недавно?
- С с-самого рождения, - процедил сквозь отбивающие чечетку зубы Зига.
- Странно, что не знаешь, - человек пристально глядел в лицо Зиге. – Хотя вроде бы свой.
- Свой я! – крикнул Зига и, несмотря на крепчающий мороз, рванул черную футболку на груди. – У меня и наколка энесовская! – и гордо продемонстрировал орла со свастикой.
- Индийский знак, - заинтересовался незнакомец.
- Немецкий! Неужели не узнаете, а еще энесы называетесь! – вскричал Зига.
Мгновенно человек переменился в лице. С недобрым прищуром оглядел он парня и обернулся к своим бойцам:
- Братцы, так это ж кайзеровский шпион! Как я раньше не догадался! Отведем его в штаб, там пусть разбираются, - и резко повернулся обратно к Зиге. – Вот ты и раскрылся!
- Не немец я! – закричал Зига. – Я – русский националист! Слава Руси! Россию – русским, остальным – чемодан-вокзал!
- Так он еще и черносотенец! – человек в пенсне злорадно потирал руки в расшитых варежках. – С этими разговор короток. Расстреляем – и дело с концом. Такие вот негодяи сожгли в Томске народный дом, где были наши товарищи-соратники. Взять его!
- Так это в Одессе было… жареные ватники… но меня там не было. А в Томске я живу, но ничего и никого не сжигал. А шашлычку армянскую это не я… не мы подожгли… это из группировки «Сибирь-88». – Несмотря на усиливающийся мороз, Зиге вдруг стало жарко.
Солдаты грозно направили на него винтовки с примкнутыми штыками.
- Вот прямо тут сейчас и расстреляем! У него как раз на груди мишень, - и он ткнул пальцем в кельтский крест на футболке. Солдаты окружили Зигу.
… Он очнулся в темном подвале. Было холодно – Коля Колыванов (Коловрат) забыл закрыть дверь. Упившийся соратник дрыхнул рядом, с пустым фуфыриком в руке. Зига с трудом растормошил его и поведал о странном и страшном сне.
- Так с моим батей нечто подобное во сне было, - с трудом продрав слипшиеся глаза, прохрипел тот. – Он у меня коммунист, спорим с ним частенько, чуть до драки не доходит.
Так вот, однажды ему сон приснился: будто попал он к большевикам, в семнадцатый год. А он у меня малый предприниматель, ты же знаешь. Так его чуть было не расстреляли как «примазавшегося к партии буржуазного элемента». А когда крест на груди увидели, совсем рассвирепели: истинный коммунист должен быть безбожником, а этот крестик носит. Вот после того самого сна мой батя пить совсем завязал, третий год держится.
- И нам пора завязывать… с бухлом и с этими… энесовскими делами.
- Не понял… - Коловрат даже привстал от удивления.
- Да все ты прекрасно понял, - устало выдохнул Зига.
Наступил новый, 2017-й год…
Анатолий Беднов