Где-то там испортился реактор,
И частиц каких-то напустил.
Известил о том один редактор,
А другой не известил.
И какой-то критик что-то крикнул,
А другой об этом ни гу-гу…
Даже если бы никто не пикнул
Все равно молчать я не могу!
«О чем это?» - задумался злостный диссидент-девятиклассник Леня. Никак о свободе слова, сборник был выпущен еще в эпоху хрущевской оттепели. Потом узнал, что в начале шестидесятых произошла авария на синхрофазотроне в городе Обнинске Калужской области. В эпоху пропаганды «мирного атома» это событие в СССР восприняли чуть ли не с восторгом, ура, действует! Наверное, у поэта были знакомые физики, которые объяснили всю опасность случившегося, а дурак-цензор не въехал. Как бы там ни было, еще лет двадцать страна воспринимала радиационную опасность исключительно в виде атомного гриба над Хиросимой. Как выяснилось чуть позже, масштаб угрозы не представляли даже руководящие работники АЭС…
О Чернобыльской катастрофе «Мосфильм» узнал утром 28 апреля, когда на студии появились хмурые члены операторской группы кинокартины «Мой любимый клоун», очень средненького фильма с сильным сценарием и прекрасными актерами. Оператором-постановщиком был Игорь Бек, по образованию физик, несколько лет проработавший в Курчатовском институте. Как только по Киеву поползли слухи об аварии, он дал команду операторской бригаде собирать манатки и мчаться на вокзал. Естественно, дирекция съемочной группы обвинила его в трусости и паникерстве, оставалось еще 10 съемочных дней в здании киевского цирка. Но делать нечего, пришлось возвращаться и им. Оператора с бригадой и аппаратурой можно и на «Довженко» арендовать, но вот пленку за красивые глаза даже в социалистические времена никто не дал бы. На Бека дулись не долго, уже к середине мая стал вырисовываться масштаб трагедии. Потом еще года три его усердно поили на халяву…
Сейчас много говорят о ликвидаторах-добровольцах, но даже на кадрах хроники видно, что по крыше четвертого блока бегают фигуры в солдатском обмундировании. Именно в солдатском, х/б от п/ш я еще в состоянии отличить. Не знаю, как в Архангельске, а в Москве начался массовый призыв запасников на военную переподготовку. В особой чести были санинструкторы, ветераны химзащиты и водители. Меня тоже в очередной раз закидали военкоматовскими повестками, спасало то, что никогда не жил там, где прописан. Даже домой нарочного присылали. Потом вызвал начальник военного стола киностудии. Хороший мужик, он посоветовал срочно сваливать в киноэкспедицию, так как идет набор водолазов для работы на реке Припять. Я счел за благо немедленно скрыться в тверской деревне, там, в глуши, мы снимали некое подобие сибирского колхоза. Но Чернобыль все-таки задел меня своим черным крылом…
Осенью того же года я работал на телевизионном римейке известного фильма шестидесятых «Иду на грозу». Места для съемок были выбраны сказочные: Питер, Сухуми, Батуми, Гагры, Тбилиси, Телави…. Одно слово: море вина и чачи, да еще в «бархатный сезон». По сюжету главные герои исследуют феномен грозовых молний и много времени проводят в воздухе в «летающей лаборатории». Такую специально арендовать – никакой сметы не хватит, поэтому снимали во время проведения плановых исследований. И экипаж, и «наука» были из Москвы. Базировались в аэропорту Сухуми, а вот летали…. Каждый день летали на Украину, проводили замеры над Чернобыльской АЭС, дозаправлялись в аэропорту «Борисполь», и обратно. Мы с ними летали на программу первые пять дней. Лица «науки» все больше мрачнели, сухое красное вино они уже пили канистрами. Потом к режиссеру Булату Мансурову подошел командир экипажа и в нарушении всех графиков полета предложил дополнительно взлетать каждый день на два часа для съемок, потому что, «хороших актеров жалко, они ведь не виноваты…». Мы пытались узнать какие-нибудь подробности у лаборантов, но те ссылались на допуск секретности и «спать спокойней будете».
Кстати, во время полетов в самолете всегда присутствовал «человек в штатском». По виду он был или из прапорщиков, или из капитанов, которые никогда не будут майорами, в глазах печаль и усталость. Делать ему было откровенно нечего, поэтому он все больше у камеры крутился, интересно ведь. Выпивал с нами, но язык не распускал. Однако рассказал, что их «контора глубокого бурения» контролирует все программы, связанные с катастрофой на АЭС, и не важно, в воздухе, на воде или под землей. Он так же развенчал известный миф о том, что информация о Чернобыле – победа горбачевской гласности. Оказывается, такое же разгильдяйство, как и прилет Руста на Красную площадь. За просочившуюся информацию потеряла погоны вся верхушка украинского КГБ, и уже случившийся прокол просто развернули в нужную сторону. Иначе, страна бы узнала, что «в районе реки Припять проведен комплекс оздоровительных мероприятий»…
Народ у нас бесшабашный как сама жизнь, в скорости покатил вал хохм и анекдотов на ядерную тему: «Если хочешь быть отцом, защищай яйцо свинцом», «Здравствуй, мама, возвратились мы не все, босяком мы пробежались по росе», «Киевляне с 26-го апреля обращаются друг к другу «Ваше Сиятельство»….
Мой любимый анекдот в тему: привел дедушка внучку на экскурсию в те места, откуда родом ее родители.
- Дедушка, а почему здесь так пустынно?
- Потому что была авария, - ответил дедушка и погладил внучку по головке.
- А мы здесь будем еще жить?
- Вряд ли, - ответил дедушка и погладил внучку по ВТОРОЙ головке…
Вместе с анекдотами появились и страшилки о мутантах о восьми ногах и одичавших детях в стаях «собак Баскервилей», о неотвратимых изменениях на генном уровне и помидорах размером в собачью будку. По российским рынкам до сих пор бродят слухи, что «те славные боровички и крупная земляника аккурат из-под Чернобыля». Может, это борьба с конкурентами, а может…
В апреле 90-го расслаблялся я с друзьями-итальянцами в нью-йоркской траттории. В те далекие годы русский-неэмигрант на американских улицах был еще в диковинку, к нам ошибочно относились, как к потенциальным акулам зарождающегося бизнеса. Вот и меня познакомили с ресторатором Лучиано, владельцем римской и нью-йоркской сетей национальных забегаловок. После пары дринков он принялся совращать меня на поставку сушеных белых грибов из СССР на Запад, обещал регулярно присылать самолет за товаром. Я тоже строил из себя крутого, интересовался ценой вопроса. Были объявлены издевательские пять баксов за килограмм. Я попытался представить такое количество сушеных белых, получалось где-то с туристический рюкзак. Я возмущался, Лучиано хитро подмигивал и грозил пальцем. Я, дескать, знаю, где у вас растут грибы размером с дом. И где же? Да в Чернобыле, скажешь, нет?! Они же зараженные!! А вот это исключительно мои проблемы, зато бизнес какой…. Так думают деловые европейцы, чего же ждать от деловых украинских и белорусских крестьян?..
Вчера главный санитар Онищенко «порадовал», что последствия Чернобыльской катастрофы будут ощущаться еще три века. Думаю, это не более чем гипотеза, никто ничего точно не знает. Например, советское правительство в 86-ом сжало в кулак собственную гордость, и обратилось за помощью к Японии как к стране, имеющей личный опыт борьбы с последствиями атомного взрыва. Те помогли, чем могли, но объяснили, что у аварии и рукотворного взрыва совершенно разные природы и о последствиях можно только догадываться. Такая у страны судьба: эксперимент с социалистической революцией, эксперимент с возвращением к нормальному социальному строю, первая в истории глобальная катастрофа на АЭС…. Не много ли на нас, бедных, будет?
Леонид Черток